В Москве правнук Витовта Иван III гордо объявляет своим наследием Полоцк, Витебск, Смоленск и «всю Русь» — все достояние Рюриковичей. Казалось, замыслы
Москвы вот-вот осуществятся. Но вдруг ее натиск словно натыкается на невидимую стену. Во время Ливонской войны Иван IV на короткий срок занимает Полоцк, но удержать его не может. В середине XVII в., после присоединения к России Украины, царские войска занимают всю территорию Великого княжества (с 1569 г. входившего в состав Речи Посполитой «обоих народов», сохраняя все атрибуты собственной государственности), гарнизон Алексея Михайловича стоит в Вильно. Если верить работам историков 50-х годов XX в., написанным к юбилею этих событий, местное население поголовно поднялось на борьбу против «панов» и радовалось перспективе воссоединения. Но вдруг все меняется словно по мановению волшебной палочки: шляхта, недавно присягнувшая царю, берется за оружие, восстают против царских гарнизонов белорусские горожане. В конечном итоге по миру с Речью Посполитой Московское государство получает здесь только Смоленское воеводство (т. е. земли, завоеванные у нее же полувеком раньше), и государственная территория Великого княжества Литовского вплоть до 70-х годов XVIII в., т. е. до разделов Речи Посполитой, сохраняется в границах, сложившихся в XVI в.
Многие поколения историков убедительно доказывали существование в Белоруссии и на Украине стремления к воссоединению с Россией. В научный оборот введено множество документов, несомненно подтверждающих такую ориентацию в конце XVI—XVII вв. определенных кругов восточнославянского населения Великого княжества,— церковные сочинения, послания священнослужителей, горожан, казаков и других групп населения к московским государям. Однако еще Б. Н. Флоря, специально изучавший этот вопрос, в 70-х годах XX в. в конце концов констатировал, что «в XVI в. объединительная политика Русского государства не встретила сильной поддержки со стороны населения Украины и Белоруссии». Их точку зрения отражали местные летописи, другие литературные сочинения, в том числе панегирик князю Константину Острожскому, представителю рода, много сделавшего для защиты православия, развития славянской культуры в Литве. Острожского и его воинов, одержавших в 1514 г. победу над московскими войсками под Оршей, автор этого сочинения сравнивает с героями античной и библейской истории, прославляет своего государя — «Великославного» Сигизмунда Казимировича, победившего «недруга своего Василия Московского», и провозглашает «гетману его, вдатному князю Константину Ивановичу Острожскому, дай боже здоровье и щастье вперед лепшее; как ныне побил силу великую московскую, абы так побивал силную рать татарскую». Слова эти написаны не по-латыни, не по-польски: они принадлежат «русину», видевшему в Великом княжестве Литовском и Русском свое государство, а в Московском Великом княжестве — противника, столь же опасного, как хищные крымские мурзы.
Сохраняя традиции Киевской Руси, сознание исторической общности (оно присутствует в трудах многих публицистов XVI—XVII вв.), летописцы, политики Москвы и Великого княжества проецировали в современность образы прошлого, нередко забывая о реальных различиях в развитии земель, входивших в состав этих государств.
Киевская Русь — держава, названная Марксом «империей Рюриковичей», повторила судьбу империи Карла Великого, распавшейся на несколько независимых королевств. На обломках Киевской Руси также возникли два государства, сохранявшие традиции древнерусской культуры, восточнославянской в своей основе (хотя и вобравшей в себя элементы культуры неславянских народов — финских и тюркских племен на севере и востоке, балтов — на северо-западе).
История Великого княжества интересна для историка России, в частности, как альтернативный вариант развития ее государственного строя у восточных славян в период феодализма. Мы уже не раз говорили, что и Московская, и Литовско-Русская державы сложились на преимущественно восточнославянской основе, на государственной территории Киевской Руси, хотя включали также земли, древнерусскому государству ранее не принадлежавшие. Даже В. Т. Пашуто, отрицающий преемственность Великого княжества Литовского по отношению к древнерусской государственности, констатирует характерный для него «синтез раннефеодальных институтов незавершенного феодализма коренной Литвы с более развитыми институтами феодально-раздробленного строя подчиненных ей нелитовских земель». Мы уже говорили и о том, что в общественном строе, в судебных делах западнорусских земель следы древнерусской традиции проявлялись нередко отчетливее и ярче, чем во Владимирской Руси. В развитии обеих держав можно отметить некоторые черты сходства, даже прямого заимствования (так, русские законодательные памятники XVI—XVII вв. использовали Литовские статуты — юридические своды, вобравшие, в свою очередь, элементы русского обычного права, отражавшие нормы «Русской правды», а русское поместное землевладение, возможно, восходит не только к византийской пронии, но и к нормам условного землевладения, характерного для Литвы в XV в.). Уже упоминалось, что почти одновременно (в конце XVI в.) завершается в них закрепощение крестьян...