Он улыбнулся, кивнул. Отправил в рот очередной кусок баранины, прикрыл глаза, покачал головой – вкусно… В какой-то момент показалось, что вместе с бараниной проглотил и толику Катиной доброты и заботы, и она делает свое дело в организме, лечит и восстанавливает силы, входит в состав лимфы и крови, снимает напряжение и недовольство собой, изгоняет печаль. Все-таки он вампир… Настоящий вампир, и другая на месте Кати распознала бы все его злодейство и выгнала вон поганой метлой. А она сидит, улыбается. Глаза счастливые.
Отодвинул от себя пустую тарелку, проговорил с улыбкой:
– Спасибо, Катюш… Свалился к тебе как снег на голову… Еще и с работы отпроситься заставил! Прости меня за такую наглость, пожалуйста.
– Ой, что ты! – испуганно встрепенулась она и даже руками замахала от возмущения. – Что ты говоришь, Филипп, что ты! Я же тебя так ждала! Дни считала, часы считала, все никак позвонить не решалась – вдруг мой звонок не к месту будет, тебе навредит… Да я всегда тебя жду, ты же знаешь! Ни жить не могу, ни думать ни о чем не могу… Все мысли о тебе только… Знаешь, как моя мама про меня говорит?
– Как?
– Мол, порченая я. Своей любовью к тебе порченая. И что с этим делать – сама не знаю…
Лицо ее задрожало, глаза вмиг набухли слезами. Встала, подошла к окну, отвернувшись от него, и было понятно по движениям рук, по напряженной спине, что она сейчас вытирает ладошками слезы со щек и изо всех сил сдерживается, чтобы не расплакаться. Ему ничего не оставалось, как броситься к ней, развернуть к себе, обнять крепко и лепетать на ухо что-то несвязное, нечленораздельное – не надо, не надо, мол, все хорошо, ну что ты…
Она всхлипнула и сама потянулась к его губам, и поцелуй ее был жадный, голодный, отчаянный. С привкусом долгого тоскливого ожидания. На такой поцелуй нельзя не ответить, это надо быть конченым подлецом, чтобы не ответить. Да он и хотел ответить, и нечего из себя кокетливую барышню изображать, кого он обмануть этим хочет? Не для того же все дела бросил и помчался сюда, чтобы баранины с перцем и куркумой поесть! Нет, не для того…
Подхватил Катю на руки, понес в ее комнату, и все заветрелось в круговороте желания, и непонятно было, кто кого целует и кто кого раздевает. Да, у них всегда бурно проходила эта сцена прелюдии, и секс был бурным, похожим на борьбу, и кто в этой борьбе забирает, кто отдает – без разницы. Иногда ему казалось, что Катя целиком его забирает. Иногда – что всю себя отдает…
В этот раз наступившее после секса опустошение было тягостным. Потому что ей надо было сказать… Сказать, что все это неправильно, что так дальше продолжаться не может. Что ей надо устраивать свою жизнь… Что это нечестно по отношению к ней… Но как, как ей об этом сказать? Надо же осторожно как-то начать… Издалека… Или, наоборот, выложить все как есть, одним махом?
Катя чувствовала его настрой и молчала. Она всегда заранее чувствовала, что он собирается ей сказать. Он знал это… И тем не менее произнес тихо, но решительно:
– Ты же знаешь, Кать, я ничего не могу тебе обещать. И то, что ты меня ждешь, а я к тебе еду… Это неправильно, Кать, это порочный круг, согласись. И я давно хотел с тобой поговорить… Ведь это мучение для тебя – жить в ожидании, правда? Она ведь так быстро проходит, эта жизнь… А ты достойна счастья, настоящего женского счастья. Я очень хочу, чтобы ты по-настоящему была счастлива! И если б я только мог, Катюш… Если б я только мог…
Катя ничего не ответила, только вздохнула тихо и поморщилась, как от досады. Встала с постели, накинула халатик, вышла из комнаты. Будто сбегала от этого его «если б я только мог». Ему ничего не оставалось, как тоже встать, одеться и пойти за ней.
Нашел он ее на кухне. Сидела за столом, обхватив голову руками и прижав ладони к ушам – ничего, мол, не хочу слышать, не говори мне ничего! Потом резко опустила руки, сложила их перед собой на столе, и сама заговорила тихо, спокойно:
– Да, Филипп, я все понимаю. Ничего больше не говори, пожалуйста. Не надо. Ведь я от тебя ничего не требую, ничего не прошу, правда? Я хоть раз что-то от тебя требовала, скажи?
– Нет. Нет, но… Я же понимаю…
– Ты не понимаешь, Филипп. Пожалуйста, не говори со мной больше об этом. Да, я знаю. У тебя жена. Ты ее любишь. Но что делать, если я тебя люблю? Да если б ты знал, Филипп, сколько раз я сама принимала такое решение – все, все, больше никогда… Но у меня ничего не получается, вот в чем дело. Я не могу, не могу… Я хочу быть с тобой. Филипп! Хоть изредка! Пусть очень и очень изредка! Да на любых условиях, господи… Лишь бы с тобой… Ну как ты этого не понимаешь, Филипп, как? Я люблю тебя, я не могу без тебя! Это… Это как наказание и в то же время счастье – любить… И я согласна на редкие встречи, но только пусть они будут, эти редкие встречи, пожалуйста! Они ведь ни к чему тебя не обязывают, Филипп!