Катя заплакала тихо, а он стоял перед ней, как истукан. И жалко было ее, и за себя ужасно стыдно. А главное, он ее понимал… Ох, как он ее понимал! Потому что сам так же сильно любил Алису. И тоже хотел быть с ней. На любых условиях. То есть без ответа с ее стороны.
Какое-то зеркальное отображение несчастной картинки получается – и отойти от этого зеркала нельзя. Но – надо. Надо отойти. Катя поплачет и успокоится. И забудет его. Может быть…
Ну, в самом деле, сколько можно быть несчастным вампиром? Сколько можно сюда приезжать, напитываться Катиной любовью? Для того только, чтобы силы были нести в себе нелюбовь Алисы? Получается, он так подло решает свои проблемы? Катя ведь не донор, она же не виновата, что любит. Его, дурака, любит.
– Кать, не плачь… – осторожно обнял он ее за плечи. – Прости меня, Кать… Я так перед тобой виноват, прости…
– Да за что? За что ты просишь прощения? – отчаянно спросила она, смахивая слезы со щек. – Я ж тебе объясняю – я на все согласна… На любых условиях… Только будь со мной, потому что я не могу без тебя, я умру, умру! Как ты этого не понимаешь, Филипп?
Он вздохнул, сел за стол, помолчал немного. Подумалось вдруг – вот бы тоже начать плакать, даже завидно… Сидеть и плакать, и боль свою выплакивать. И ждать, когда от слез размягчится сердце. И стать другим хоть на миг… Стать другим и солгать легко, от души. Сказать, что любит Катю. Ведь он ее и в самом деле любит… Пусть это будет такая форма любви – благодарность. Огромная горячая благодарность за ее любовь к нему.
Нет, нет! Это же всего лишь компромисс, не более того. Просто ему страшно принять окончательное решение. И страшно объявить его Кате. Страшно, но надо.
Он поднял глаза и наткнулся на ее взгляд. Катя больше не плакала, смотрела на него пристально. Так, будто читала его мысли.
– Кать… Все-таки я решил – я должен… Так больше не может продолжаться, потому что… Потому что ты…
Она не дала ему договорить. Схватила за руки, забормотала отчаянно:
– Нет, Филипп, нет… Прости меня… Расплакалась, как идиотка! Все, я больше не буду, не буду! Все хорошо, Филипп… Я счастлива, все хорошо!
И, не давая ему опомниться, подскочила из-за стола, схватила за руку, потянула со смехом в комнату:
– Ой, я ж забыла тебе сказать! Я же рубашку тебе купила! И галстук! Надо же все это примерить, идем!
До примерки дело не дошло, конечно же. Снова был бурный секс, и все разговоры были забыты, все решения отброшены в сторону. И снова потом – опустошение, и зыбкие сумерки наполнили комнату, и не хотелось из этой пустоты выбираться и жить. Жить, черт возьми… А еще где-то играла музыка – очень знакомый мотивчик. Прислушался, узнал песенку, ее часто крутили на любимой радиостанции. Слова незатейливые, но так опутаны грустной эмоцией, что поневоле хочется подпевать – «…раз-два-три кавычки, сигарету спичкой… Ты к нему, как птичка, позовет, и ты опять сорвешься… Ты его игрушка, дура потому что…»[1]
– Это у соседа играет. У Мишки, – пояснила Катя, будто извиняясь за слова песенки. – Он любит такую музыку. Он пацан еще…
Мелодия смолкла и тут же началась заново. Видимо, сосед Мишка был ярым поклонником исполнителя. И снова ясно прозвучало – «…ты его игрушка, дура потому что…»
Он проговорил тихо, тоже будто извиняясь:
– Мне пора, Катюш…
– Да. Я знаю. Пойду, кофе тебе сварю.
– Ага…
Кофе был крепкий и сладкий. Как он любит. Но и кофе был выпит. Все, все… Надо произнести то, что собирался произнести. Но в последний момент решительность покинула его, и вместо прощальной фразы получился опять-таки компромисс, черт бы его побрал!
– Давай попробуем сделать паузу, Кать. Всего лишь паузу… Пойми, что я не могу так… Я хочу, чтобы ты была счастлива. Давай дадим себе хотя бы полгода…
– Полгода?! Ты что, Филипп… Я с ума сойду за полгода!
– Нет. Не сойдешь. У тебя кто-то появится, и ты…
– Мне никто не нужен, кроме тебя. Никто. Я знаю. Не надо никакой паузы, Филипп…
– Так надо, Кать. Я не хочу испортить тебе жизнь. Я ведь тоже мучаюсь этим обстоятельством, пойми. Полгода, Кать. Полгода…
– Ну хорошо, если ты этого так хочешь. Хорошо… Но я все равно буду тебя ждать, звонка твоего ждать… Ведь ждать ты мне не запретишь, правда?
1
Из песни «Птичка» (исп. рэп-дуэт «HammAli & Navai»; сл. и муз. Александра Громова, Наваи Бакирова и Евгения Трофимова).