Я вздрогнула, когда услышала аплодисменты и выкрики «Гираана явилась!», заглушающие звуки музыки. Чучело все еще горело, но пламя чудесным образом окутывало тлеющую солому. Оно затухало, а солома становилась зеленой, прямо на глазах появлялись стебли и листочки, превращая чучело ведьмы в совершенно другую фигуру: улыбающаяся женщина с кувшином в руках. На травянистом сосуде расцветали яркие оранжевые бутоны, тут же раскрываясь.
Даже хлопать не могла. Настолько меня поразило произошедшее, что я ловила воздух открытым ртом, наблюдая за изменением в чучеле. Сейчас оно больше напоминало статую, полностью сделанную из изумрудных листьев.
Толпа радостно улюлюкала и хлопала, кто — то даже топтал ногами землю.
— Идем? — Тхибар повернулся ко мне, а я кивнула, понимая, что представление закончилось.
Мы быстро покинули площадь, чтобы не толкаться в расходящейся толпе. На улицах праздник продолжался: веселые песни, музыка, смех наполняли город. Я даже невольно заулыбалась, все еще находясь под впечатлением.
Как только мы зашагали медленнее, я вспомнила про бутылку, которая все это время была у верда. Пришлось ее отдать еще в таверне под недовольное: «Разобьешь ведь!».
— Открывай! — радостно заявила я, останавливаясь посреди дороги. Людей было не так много, основная масса до сих пор была на главное площади, поэтому я уверенно протянула руки к бутылке подмышкой верда.
Он усмехнулся, откупорил вино и сделал несколько глотков, хитро поглядывая на меня.
— Ну и жадина, — буркнула я, но мне тут же вручили драгоценную выпивку. Отхлебнула и двинулась вперед.
Тхибар тут же пошел за мной. А я наконец спросила:
— Почему ваш праздник такой грустный?
Мы шли вдоль уже знакомых улиц, приближаясь к таверне Рональда.
— Ну, такая традиция, — проговорил он, отнимая бутылку.
— Да расскажи!
Он сделал глоток, немного поморщившись (да, крепенькое!).
— Девушки обычно олицетворяют последовательниц Бриэльзы, первой ведьмы. Мой дед в детстве рассказывал, что Бриэльза заботилась о своих последовательницах, как о собственных дочерях. Однако шестая названная дочь ведьмы предала ее, увела возлюбленного. После этого Бриэльза заставляла остальных дочерей убивать всех женщин, достигших детородного возраста, — он хлебнул снова и продолжил. — Кстати, во время войны ведьмы делали то же самое.
— Зачем она заставляла убивать?
— Ну, возможно, она не могла найти шестую дочь. И пыталась отомстить, убивая каждую женщину, — он обошел парочку перед нами, оказавшись рядом со мной. — Кстати, наверное, поэтому так много полукровок кругом.
— А причем тут эта… как ее? — я пыталась вспомнить имя богини, потом выпалила. — Гираана, вот!
— Она не могла просто смотреть на многотысячные смерти, поэтому убила мать. Остальные пятеро были преданы ей и добровольно отправились вслед за ней.
— Они убили себя? — поморщилась я, уже жалея, что спросила про этот «праздник».
— Да. Насколько я помню из рассказов деда, они хотели воскресить Бриэльзу, отдали свои жизни. Но ничего не вышло.
— Погоди, — я медленно соображала, винишко — то крепкое. — То есть, Гираану почитают, как богиню. А Бриэльзу нет?
— Угу, она же ведьма.
— Так ведь, — я запнулась. — Все ее дочери были ведьмами, нет?
— Ай, ничего ты не понимаешь! — в голосе верда послышалось раздражение, но он уже был немного пьян, потому просто махнул рукой.
Я забрала у него бутылку. Не хватало еще, чтобы его так же разнесло, как Вэрилла. Пригубив вино, я размышляла о странностях этой легенды. У женщины увели мужика, ее собственная дочь. Ну и пускай, что не родная. Естественно, она обозлилась и начала мстить. Правда, выкашивать женский род — то еще занятие, чересчур жестокая месть. Лучше бы мужиков так убивала. С другой стороны, ведьму можно было понять: женская мстя та еще необъяснимая вещь.
«Глупый народец сжигает одну ведьму и почитает другую, сделав ее богиней!» — мысленно усмехалась я. Почему — то я была на стороне Бриэльзы, как — то она мне импонировала больше, чем трусливая и гнусная Гираана.
— Поднимемся? — язык у верда немного заплетался, отчего я хохотнула.
— Не, с тобой я не пойду, — уперлась спиной в дерево возле таверны. Свежий воздух был прекрасным, наполненный едва уловимым запахом неизвестных цветов. Да и вообще город казался мне куда приятнее, чем сначала.