И ведь защитили, не придерешься! Из восьми человек, ушедших с ним из того аула в Шалинском районе живым, а главное здоровым вернулся только он! Но вот зачем? Почему именно он? Чем заслужил такую честь и куда теперь ее девать? Этого он не знал.
Если б его спросили, он бы остался, с удовольствием остался бы там, с пацанами, в горах. Серега. Санек. Джон. Лёха. Где вы теперь? В аду? Раю? Или просто сгинули, как сгинут все в свое время? Стали мусором, пылью?
Саня. Тебя же, братишка, невеста в Иваново ждала! Ах, Иваново - город невест!.. А у Джона ребенку два месяца исполнилось. Как раз в тот день, когда он на «лягуху» наступил...
А у Лёхи брат малОй, и мать одна, больная. Он и контракт-то подписал, чтоб деньжат срубить...
Да, все обычные ребята, у кого что. И только у него ничего – ни семьи, ни жены, ни детей. Но только он и остался. Один, живой и здоровый....
Серафим со злостью саданул кулаком по прилавку. Стоящий напротив торгаш-азербайджанец нервно дернулся.
- Эй, ты чэго?
Серафим поднял глаза. Видимо, в этом туманном усталом взгляде азербайджанцу почудилось будущая смерть.
- Эй, дарагой, так бери! Угощаю, да! Харощий памидоры! Краснодарский!
Серафим, слушая его лепет, медленно приходил в себя. Он не в горах. Он здесь. На СВОЕЙ земле. Война осталась ТАМ, где-то далеко за спиной, глубоко внутри. И теперь надо научиться жить с нею, как бы тяжело ни было.
Вдох, выдох. Вдох, выдох. Серафим почувствовал, что начал успокаиваться, что взгляд потух, а дыхание выравнивается. Обрадованный переменой азербайджанец как можно быстрее набил помидорами двухрублевый пакет до самого верха и протянул солдату. Да-да, ничего страшного, не жалко. Главное, пусть побыстрее чешет. А то мало ли... Много их таких из гор приходит. Чокнутых, злых, безбашенных. Чуть что - шею откручивают, как зовут, не спрашивают. Ничего, с него не убудет, он работящий, себе еще наторгует.
- На, бэри, дарагой!
- Сколько? - сухо и холодно спросил молодой человек в тертом камуфляже и потянулся в карман за деньгами. Торговец решил форсировать события, чтоб ни на секунду не задерживать возле себя ходячую машину смерти:
- Так бэри, да! Падарок! - и кисло улыбнулся.
Глаза Серафима опять налились кровью, из-за чего торгаш снова заменжевал, но быстро пришел в себя и выдавил вымученную улыбку, долженствую означать большое расположение.
- Зачэм деньги? Абидеть хочешь, да? Я же вижю, харощий чэлавэк! Падарак, да!
Солдат секунду подумал, потом сгреб с прилавка пакет и направился к выходу с рынка, не обращая никакого внимания на окружающих, распихивая мощными плечами зазевавшихся на своем пути. Торговец мысленно воззвал молитву аллаху, в которого, в общем-то, верил только в таких скользких ситуациях.
Володя
Володя шел по утреннему городу, слушал его звуки, голоса и наслаждался. В ушах о чем-то плакала Шерон ден Адель, но мир вокруг пел совершенно иначе. Машины весело мчались мимо, сигналя, фырча, издавая матерные звуки на светофорах и перекрестках. Сновали люди, толкаясь и бурча что-то под нос; ругаясь, брали штурмом утренние автобусы. Пели беззаботные птицы, радуясь восходящему солнышку. Лаяли собаки, бросаясь на проезжающих мимо велосипедистов, затем довольные выполненным собачьим долгом, возвращались и ждали следующий двухколесный транспорт - чтобы вновь погнаться следом и облаять. Город жил. Город пел. И эту песню, большую песню маленького города в хоровом исполнении не слышал никто, кроме него.
Володя же купался, плыл в ней, и подпевал своим маленьким тоненьким голоском, вливая его в огромную музыкальную машину тысяч людей, тысяч автомобилей, шелеста миллионов листьев на деревьях и гомона мириад птиц.
Вот почему так? Все спешат, все заняты своими делами. Кто-то опаздывает на работу, кто-то еще не проснулся, идет и спит на ходу. А вон тот старенький дедушка выгуливает собачку. Здесь мама ведет плачущего ребенка в детский сад. У каждого свои заботы, и он сам не исключение, но почему он слышит эту музыку, а остальные - нет? Почему люди слепы и глухи? Это же рядом, только почувствуй!
Но нет, люди не слышали. Спешили, спорили, лаялись друг с другом, погруженные в мелочные проблемы, цена которым грош, считая их при этом самым важным, что может иметь место в сущем. О какой Музыке Вселенной можно говорить, когда еще не сделаны все пакости друг другу?