- Аслан, ну, правда, надо! Ну, один день! – Славик опустился до упрашиваний, хотя знал, что это бесполезно.
- Нэт. Ты работаещь – я плачу. Нэ хочешь дэньги – не работай. Иди к Мамеду. Мамеду сэйчас люди нужьны, да!
Ага, главный «кидала» в городе! Щас! Разбежался!
Славик молча развернулся и вышел из кабинета. Чеченец раскрыл сканворды и вернулся к прерванному занятию.
- Сука! – прошептал про себя Славик.
Вышел в курилку. У мужиков как раз перекур, все в сборе. Стрельнул сигаретку, закурил.
- Что такое, почему грустный? – спросил Петрович, бригадир. Стоящий рядом Николай, парень чуть старше его, усмехнулся.
- Выходной не дает, сука! – коротко обрисовал ситуацию Славик.
Мужики понимающе закивали. Какой бы честный Аслан ни был – это работодатель, а значит общий классовый враг.
- А надо? – «мягко» поинтересовался Николай. Этого типа Славик терпеть не мог (ну, не только его, но из присутствующих его – больше всех). Ему платили той же монетой. Точнее, дело обстояло с точностью до наоборот – не любили его, Славика. Многие, почти все. Завидовали. Не понимали. Но ему было побоку (ему вообще многое побоку), он приходил сюда работать, зарабатывать деньги, а не доказывать кому-то прописные истины. Мужики неприязнь показывали, но до открытых столкновений дело не доходило – всё же работать вместе, как-никак!
- Надо, – вздохнул Славик.
- А что ж ты к мамочке не поедешь, в Израиль? Там тебе такая лафа будет – закачаешься!
Славик нервно затянулся. Эх, прощай очередная попытка завязать!
Сдержался. Спорить и объяснять что-то Николаю не хотелось - это ниже его достоинства.
- А что, в армию ихнюю пойдёшь, арабов постреляешь? – продолжил тему Петрович. С юморком в отличие от Николая, за что спасибо.
– Как раз таких, как это мурло! – добавил кто-то из бригады. Мужики заржали.
- Я пошел, мужики! Давайте! – Докурив, Славик выкинул бычок и пожал руки всем, кроме Николая. Развернулся уходить.
- Ты смотри, а мы обидчивые! Еврейчик-то оказывается непростой! – догнал его весёлый голос. – Погодите, щас пойдёт мамочке нажалуется, та быстренько прилетит и вставит всем, от мэра до губернатора. И всех пожурят за плохое поведение, что её сыночка обижают!
Мужики снова рассмеялись, но более натянуто, предчувствуя, что что-то будет. Славик закрыл глаза, пытаясь успокоиться. Только бы не сорваться, только бы не сорваться!..
Достали! Сколько же можно вот так не обращать на хамство и свинство внимание? Ну что он такого всем сделал? Сколько это будет продолжаться?
Кому и что он доказал? Сам? Сам всего добился в городе, где определяющую роль играют связи? Мамины в том числе? Да пусть это даже и так! Пусть в это никто никогда не поверит – плевать! Но ведь главное-то кроется не в этом. А в маленьком обращении: «еврейчик»!
Зависть. Вы лучше нас только потому, что у вас всё схвачено, жиды чёртовы! А ты, малолетний выпендрёжник, что бы из себя ни строил, вкалывая на чечена – всё равно еврейчик, всё равно один из НИХ!
- Ты имеешь что-то против евреев или моей матери? – развернулся Славик, из последних сил сдерживая накопившуюся за несколько дней ярость. Аслан ведь тоже отказал по той же самой причине – есть возможность покомандовать «блатным» сынком, отказав в пустяковой просьбе. Сынком человека, действительно, на «ты» могущего поговорить с губернатором. Того же Николая Аслан отпустил бы, ничего не спрашивая. А тут…
- И против неё тоже, - оскалился Николай. - Все вы – уроды! И ты урод, только выпендриваешься тут, под «своего» косишь!
Все замерли, ожидая реакции. Но её не было. Славик слишком привык к такому поведению и таким аргументам, и не собирался опускаться до уровня собеседника.
- Он прав, Слава. Цацку тут непорочную тут перед нами не строй, – вдруг поддержал Николая Петрович. – Мы тебе что, совсем идиоты? Не понимаем что к чему? Зачем ты здесь? Чего добиваешься?
По недовольно опущенным в землю лицам мужиков Славик понял, что это мнение не одного Петровича. И как-то в тот момент ему очень-преочень расхотелось здесь работать, среди этих людей. Но и уйти, не оставив слово за собой гордость не позволяла.
Но с Петровичем лучше не связываться, он хоть маленький, но авторитет, а вот Коленька сам напросился.
- И за что же ты так нас не любишь, Коля? Что же мы лично тебе сделали?
- Всё, парень, хорош демогогничать! Иди, давай, ты кажется уходил? – Петрович попытался «разрядить» ситуацию, чувствуя, что жареным запахло серьёзно.
- Иду-иду! – усмехнулся Славик, решив всё же уступить. Миролюбивый он, что сделаешь. – Есть дела поважнее, чем со всякой мразью спорить…