Далай Лама — глава Тибетского государства и религиозный лидер, которому на момент вторжения было шестнадцать лет, в течение последних сорока лет стремился к ненасильственному пути решения проблемы. Он завоевал симпатии многих миллионов людей, но Китай не подаёт ни малейшего намека на уход из Тибета.
Мы вступили в страну, которая была оккупирована агрессивным соседом более сорока пяти лет и освобождение которой не предвиделось. Город, где мы теперь находились, являл собой яркий пример нелегкой повседневной жизни в Тибете.
Весь Зангму состоит из одной длинной улицы, которая петляет но долине, напоминая «американские горки». В каждом дюйме его деревянных жилищ и магазинов ощущался приграничный город. Дождь превратил проезжую часть в непролазное болото, по которому по щиколотку в грязи брели пешеходы, увертываясь от ярко окрашенных грузовиков и армейских джипов, снующих взад и вперед на немыслимых скоростях. Поросята, цыплята и собаки копошились среди куч мусора, а с наступлением ночи крысы приходили за своей долей добычи.
Этническая смесь жителей Зангму, равно как и других тибетских поселений, где нам приходилось останавливаться, придавала городу индивидуальность. Наиболее колоритными были этнические тибетцы, их красивые загорелые лица были изрезаны морщинами от постоянного воздействия ветров на плато, их фетровые одежды пропахли костром и были измазаны ячьим салом. Мужчины заплетали длинные волосы в косички, завязанные яркими алыми лентами, на женщинах были вышитые шали, а их шеи украшали стеклянные бусы. Они наблюдали за нами блестящими черными глазами, когда мы брели мимо них по грязи, перешептывались и смеялись над нашим неловким продвижением и причудливыми дутыми альпинистскими одеждами.
Солдаты Народной Армии не смеялись над нами. Они почти не замечали нас, проходящих мимо них по улице. Одетые в характерную зеленую униформу с рядом блестящих пуговиц, в больших островерхих шапках, они казались хорошо вышколенными и совсем юными. У них был растерянный вид людей, неожиданно оказавшихся вдали от дома, какими они на самом деле и были, приехав из Бейджинга за тысячи миль отсюда.
Зангму для них — это конец света. Они стояли со скучающим видом у витрин магазинов, рассматривая выставленные товары или сидели в столовой, где смотрели низкого качества телепередачи, попивая несвежее китайское пиво с макаронами — единственную каждодневную пищу.
Торговцы и лавочники в Зангму были преимущественно ханьцами (этническими китайцами), привлеченные в город вновь расцветшей торговлей с Непалом. Они напоминали людей, которые стремились пустить свои корни в чужой стране. Мужчины с набриолинеными волосами в полосатых деловых рубашках выглядели привлекательнее, чем местные горожане. Было видно и слышно, как они делают бизнес в своих офисах, расположенных над улицей, говоря без умолку по дребезжащим телефонам. Тем временем их жёны и дочери бегали внизу по магазинам, часто размером не больше пляжной кабинки, в которых торговали пластиковой кухонной утварью, батарейками, консервами, а так же импортными товарами, такими как Head&Shoulders и Coke.
Я наблюдал, как одна хозяйка магазина, закрыв дверь на ночь на висячий замок, ловко пробиралась по ужасно грязной улице, перескакивая на десятисантиметровых шпильках с одного сухого места на другое, чтобы не испачкать обувь. Неописуемо грязные тибетские подростки тоже наблюдали за ней, восхищаясь её замысловатыми скачками. Одни из подростков рассмешил остальных, пошутив, что она с другой планеты.
Зангму расположен всего в нескольких милях от Непала, но это Китай, и первое, что мы сделали — перевели наши часы на бейджинское время — на четыре часа вперед. Офицер связи объявил, в каком отеле мы остановимся и время ужина. Отель был ужасно холодным, с гулкими коpидорами и окнами без стекол, сквозь которые гуляли вечерние дождевые облака Залитые урны и переполненные пепельницы скрывались на лестничной клетке. В комнатах стояла странная зеленая и оранжевая нейлоновая мебель, гарантирующая ночные кошмары.
Ресторан располагался в подвале, рядом с пустующим баром, закрытым на цепь с висячим замком. Мы подавленно сгрудились вокруг круглого стола, поедая овощи и рис со свининой, запивая пивом без единого пузырька газа. Пытаясь уснуть в своей комнате, мне пришлось бороться с волнами накатывающейся тошноты, пока приступ рвоты и диареи не заставил меня провести большую часть ночи в промерзшем туалете. Кис, только оправившийся от своих недугов, терпимо отнесся к моему ночному хождению, не дававшему ему спать.