Пока я проделывала свои манипуляции, Вильям расставил по периметру комнаты высокие, достающие мне до пояса, красные витые свечи и зажег их. Теперь, стоя рядом с ним, я видела таинственные тени, мерно перемещающиеся внутри круга, живущие будто своей жизнью. Все пространство наполнилось красноватой дымкой свечей, все ярче мерцали руны, в абсолютной тишине это было настолько зловеще, что по спине пробежали мурашки, и я плотнее прижалась к мужчине. Он приобнял меня и, наклонившись к уху, сказал.
- Еще немного, – в этой атмосфере даже его шепот показался мне зловещим, наполненным каким-то тайным злорадством.
– Пора! – громко известил Вильям и потянул меня внутрь круга. Охватившее плохое предчувствие придало сил, и я попятилась к двери, сопротивляясь мужчине. Но неожиданно он запел, я растерялась и поддалась. Неизвестный язык, немного гортанный, но приятный, а в песне просто завораживающий. Мелодия отражалась от стен и возвращалась, как волны, без устали набегающие на берег, подтачивая вековые камни, так и непонятные слова сминали мою волю, подчиняя и увлекая все глубже внутрь портала. Я шла к середине и видела, как бледно-красные тени клубятся вокруг. От их прикосновений кровь стыла, но я не могла ничего сделать. Лишь взойдя на невысокий черный постамент, Вильям прекратил петь.
- Посмотри на меня! – приказ, которому нет сил сопротивляться. Его глаза были наполнены чернотой так, что стало непонятно, где находится зрачок, и эта тьма, к моему ужасу, начала расползаться на весь глаз, затягивая меня. А потом я увидела всполох, резкая боль в груди, и ничего не стало. Кроме сожаления.
Я шла по незаметной тропинке. Вокруг витал туман, становясь то прозрачным кружевом, сплетенным искусным мастером, то непроходимой стеной, выстроенной на совесть. Я не чувствовала ни сырости одежды, ни обжигающе-холодного дыхания ветра. Я шла из ниоткуда в никуда, не зная дороги. Иногда из пелены проглядывали другие путники, некоторые молодые, прочие старые, в одеждах разных стран и эпох, но всех нас объединяло полнейшие равнодушие ко всему. Я не ведала времени, оно не значило для меня ничего. Тишина. Нет стука крови в висках. Ничего нет. Неожиданно мой взгляд зацепился за знакомую картину. В окне тумана проступала моя комната, на своей кровати спокойно спала Ранея. В этот миг где-то в глубине острой иглой вонзилась в душу тоска, и, делая неровные стежки, пришила сожаление и боль. Захотелось кричать, так громко, чтобы с неведомых гор сошла лавина и заглушила вновь обретенные чувства. Чтобы услышать свой голос. Чтобы жить!
- Ранея! – звук родился сам собой, заполняя пространство и отражаясь тысячами голосов.
Девушка на постели вздрогнула и открыла глаза. Сначала во взгляде сквозило непонимание, будто она никак не могла понять, что же ее разбудило. А ведь она меня не видит, как озарение пронеслось в моих мыслях.
- Ранея, прощай, – едва слышно произнесла я.
И в этот миг девушка посмотрела мне в глаза, моментально все поняв.
- Лили! – ее испуганный голос наполнил туман шепотом, произносящим мое имя, становясь все громче и громче, возвращая мне воспоминания о том, кто я.
– Прощай и прости, – уже не голос, а порыв ветра. И лицо подруги с глазами, полными слез, исчезает. Но я знаю, куда мне идти.
Вечер, приятный полумрак только начал окутывать мир своим одеялом. Я стою в поле, зеленая трава доходит до колен. Как жаль, что я не могу насладиться прохладой, наполняющей воздух, почувствовать головокружительные ароматы нагретой за день земли, ощутить под руками мягкие травинки, нежно колющие подставленную ладонь. Сожаление, чувство, преследующее меня всю дорогу до этого мира. Сожаление, чувство которое я испытываю, смотря на мужчину, стоявшего в середине огромного узора. Все поле является печатью вызова. Горе этого мира уже в полушаге, немногие переживут последствия обрушившегося на них гнева темных существ. И вызвать ужасных тварей могут только лишенные души серые маги. Понимание истинной натуры моего друга пришло слишком поздно, но еще есть время все изменить, попытаться спасти этот мир.