Виктор Шкловский в своей биографии Эйзенштейна скупо упоминает, что в общем это вполне соответствует исторической действительности, что Федька Басманов «всеми обвинялся в мужеложестве» (1976: 252). Но Шкловский — не историк, на источники не ссылается и уж критической проверке их и подавно не подвергает. Что же было в действительности? Был ли царь причастен к содомскому греху или это напраслина, возводимая на него недругами, коих у него было предостаточно? Так сказать, коли уж злодей, то и в этом. А если это реальная черта его поведения, то каков ее характер — была ли то особенность его природной сексуальной ориентации или всего лишь еще одна примета его распутства, нарочитое злоумышление против благочиния ненавистной боярской среды, или разновидность оскорбления и унижения подданных?
2. Содомский грех на Руси
Прежде всего необходимо ввести в расследование этого вопроса историческую перспективу. Очень долго в средневековье (что в Западной Европе, что в России) отношение христианской церкви и всего населения к однополой любви мужчин было совсем не таким агрессивно-негативным, как мы привыкли его представлять по более поздним временам. Церковные кары и уголовное преследование гомосексуалов нового времени принято проецировать на предшествующие времена и возводить в христианскую традицию. Между тем как раз средневековье было для гомосексуалов не таким уж мрачным.
В образованной части общества держались традиции античной культуры, для которой было характерно весьма свободное отношение к однополой любви. Да, конечно, от библейского ригоризма иудеев и от евангельской простоты апостолов христианство унаследовало суровую и неуклонную нормативность сексуального поведения. Но то в теории, по Священному Писанию и поучениям святых отцов. А на практике церковь налагала на прегрешения этого плана очень мягкие наказания — в основном молитвы, посты и временные отлучения от духовных привилегий. При Карле Великом гомосексуальные сношения наказывались не строже, чем внебрачные связи. В западноевропейских монастырях царила большая свобода нравов, и есть много сочинений известных церковных авторитетов — стихи, песнопения, трактаты, — посвященные блаженству телесной любви к мальчикам; часто это послания, обращенные к самим красивым мальчикам или юношам. Известна латинская гомоэротическая лирика епископа Ренского Марбода, архиепископа Дольского Бодри де Бургея и др. Более того, в некоторых церквах заключались браки между мужчинами, и существовали специальные молитвы о благополучии таких браков! (Boswell 1980; 1995).
Только с эпохи Возрождения, с XIII века, когда церковь почувствовала себя в опасности, когда зашаталась ее власть над умами, отцы церкви начали ужесточать кары за несоблюдение религиозных заповедей, в частности за уклонение от сексуальных норм. Это подхватили светские власти, ввели преследование содомского греха в законодательство, и вскоре в Западной Европе запылали костры, на которых сжигали содомитов.
На Руси же прежнее положение держалось дольше — до эпохи Петра I. Еще и в XVI–XVII веках церковь смотрела на это прегрешение сквозь пальцы, а государство вовсе не вмешивалось. В Стоглаве, написанном при Иване Грозном в 1551 г., есть специальная глава «О Содомском грехе». В ней священникам предписывается добиваться покаяния виновных в этом прегрешении (но их еще надо сначала выявить), «а которые не исправляются, ни каются, и вы бы их от всякие святыни отлучали, и в церковь входу не давали» (Стоглав 1863: 109). И всё. Да и то в книжном представлении, так сказать, в идеале. А в реальности было, конечно, и того проще. В русском обществе однополые половые сношения, конечно, считались грехом, но грехом небольшим и вполне извинительным, вроде потребления алкоголя или обжорства, — не грехом, а грешком, скорее забавным, чем ужасным. Люди даже похвалялись перед приятелями успехами на этом поприще.
Анализ церковных: кар за гомосексуальные сношения (Levin 1989: 203) показывает, что в те времена русская православная церковь, следуя общественным убеждениям, упрекала паству не столько за противо естественность этих сношений или их предполагаемую вредность, сколько за уклонение от положенной для данного пола социально-психологической роли. Каралось (или по крайне мере сопровождалось неодобрительными оценками) не то, что мужчину сексуально привлекает мужчина, а те действия или позиции, в которых мужчина выступает в женской роли. Поэтому, скажем, нескромные ласки руками подвергались лишь легкому наказанию, а орально-генитальные контакты вовсе выпадали из сферы наказуемых деяний. Но и за анальное сношение с мужчиной, где один из соучастников выступает в роли женщины, оба наказывались не очень сурово: тот, кто осуществлял это действие, мог поплатиться лишь покаянием и длительным постом, а тот, кто ему подвергался, отделывался даже еще более легким наказанием (пассивный» участник не считался главным виновником), тогда как в Венеции той же эпохи или в Англии за то и другое полагалась смертная казнь.