Руфус повел плечами, как бы сбрасывая невидимый груз, и подошел ближе к Леоне. Стоя на балконе, девушка любовалась рекой и перекинутым через нее мостом Джорджа Вашингтона.
– Как красиво, – проговорила она. – Просто чудо.
– Тебе, вижу, Нью-Йорк по душе, – сказал Руфус.
Она повернулась к нему, пригубила вино из бокала.
– Да, очень. Дай мне, пожалуйста, сигарету.
Он протянул ей сигарету и поднес огонь, потом закурил сам.
– Ты хорошо устроилась?
– Прекрасно, – ответила она. – Работаю официанткой в ресторане, в самом центре, недалеко от Уолл-стрит. Чудесный район. Снимаю квартиру с двумя девушками, – (ага! значит, к ней поехать нельзя!) – да что говорить, устроилась прекрасно. – И она снова подняла на него нежные и печальные глаза бедной южанки.
Внутри него что-то вновь дрогнуло. Остановись, оставь ее в покое! Но одновременно мысль о ней, как о бедной несчастной девушке, заставила Руфуса сочувственно улыбнуться.
– А ты умница, Леона.
– Приходится стараться, – отозвалась она. – Иногда кажется – нет, больше не могу, пошлю-ка я все к черту. Но почему-то не получается.
Последние слова она произнесла с таким комичным недовольством, что он не мог не расхохотаться. Девушка присоединилась к нему.
– Видел бы сейчас меня мой муж, – заливалась она звонким смехом, – вот была бы потеха!
– И что бы он сказал? – спросил Руфус.
– Что? Да кто его знает! – Но смех ее как-то сам собой оборвался. Казалось, она проснулась и возвращается к реальной жизни.
– Слушай, налей-ка еще!
– Конечно, Леона. – Когда он брал бокал, их руки и плечи на мгновение соприкоснулись. Она опустила глаза.
– Сейчас вернусь, – сказал Руфус и быстро прошел в комнату, где уже притушили свет. Кто-то наигрывал на рояле.
– Эй, парень, как вы там с Евой? Все в порядке? – поинтересовался хозяин.
– Лучше не бывает. Балуемся винцом.
– От него никакого проку. Дай Еве травку. Пусть покайфует в свое удовольствие.
– Об ее удовольствии я сам позабочусь.
– Старина Руфус бросил ее на балконе одну, бедняжке остается только глазеть на стоячий «Эмпайр стейт билдинг» и облизываться, – сказал со смехом молодой саксофонист.
– Дайте курнуть, – попросил Руфус, и кто-то протянул ему сигарету с марихуаной. Он сделал несколько затяжек.
– Оставь себе, дружище. Отборный товар.
Руфус глотнул вина и, докуривая сигарету, постоял у рояля, машинально нажимая на клавиши. От наркотика он весь как бы очистился и почувствовал себя великолепно, просто победителем; когда он вновь выходил на балкон, в голове у него слегка шумело.
– Все что, ушли домой? – забеспокоилась девушка. – Так тихо стало!
– Да нет же, – успокоил ее Руфус. – Просто разбрелись по углам.
Теперь Леона казалось ему красивее и нежнее прежнего, а огоньки за рекой вдруг сами собой сплелись в ниспадающий живой ковер, этот роскошный фон колыхался вместе с девушкой – ослепительный, тяжелый, бесценный.
– А я и не знал, – медленно проговорил Руфус, – что ты принцесса.
Он передал ей бокал, и вновь их руки встретились.
– Ты, я вижу, совсем пьяная, – сказал Руфус с блаженной улыбкой, и глаза девушки, сверкнув над бокалом, неприкрыто позвали его.
Он выжидал. Все теперь казалось простым. Он перебирал ее пальцы в своих.
– Ты хотела чего-нибудь очень сильно с тех пор, как приехала в Нью-Йорк?
– Да всего! – призналась она.
– А сейчас хочешь?
Пальцы ее слегка напряглись, но Руфус не отпускал их.
– Не бойся. Скажи мне. Все будет хорошо.
Слова эти отозвались эхом в его сознании. Когда-то давно он уже говорил их кому-то. На мгновение Руфуса обдало прохладным ветром, который, взлохматив волосы, унесся прочь.
– А ты? – тихо спросила она.
– Я что?
– Хочешь чего-нибудь?
Он знал, что пьян: пальцы его мяли ладонь девушки, тяжелый взгляд остановился на ее шее. Хотелось прильнуть к гладкой коже и сладострастно покусывать ее, оставляя темно-синие разводы засосов. Его пьянило ощущение их вознесенности над городом, огни которого и манили, и притягивали его. Приблизившись к краю балкона, Руфус заглянул вниз: ему вдруг почудилось, что он стоит на утесе где-то на краю света, а перед ним раскинулись неведомое царство и река. И все это великолепие, до последнего дюйма, могло принадлежать ему. Непроизвольно Руфус начал насвистывать мелодию, а нога уже искала педаль большого барабана. Осторожно поставив бокал, он стал отбивать ритм на каменном парапете.