Когда у Мисоры уже начал заходить ум за разум, Рюзаки вдруг сказал:
— Может быть, эти поврежденные глаза и есть послание.
Звучало разумно… то есть, это предположение казалось единственно возможным. Так значит… глаза?
Мисора снова достала из шкафа фотоальбом. Она ещё раз просмотрела его, внимательно изучая каждый снимок светловолосой девочки.
И поняла…
… что там нет ни одной фотографии, где она была бы в очках.
Единственная фотография, где на ней были очки — это фотография её трупа. И дело не в том, что у неё не было проблем со зрением — её медицинская карта была в деле, и там говорилось, что правый глаз у неё 0,1, а левый 0,05 — просто она почти всегда носила контактные линзы. После её смерти убийца надел на неё очки, а линзы снял. Линзы были одноразовыми, поэтому на их отсутствие никто не обратил внимания. Мисора связалась с матерью жертвы, и мать подтвердила не только то, что её дочь почти никогда не пользовалась очками, даже дома, но и то, что очки, которые были на ней, когда её нашли, вовсе не её.
— Удивительно сложно заметить… кому придет в голову задаваться вопросом, действительно ли очки на жертве принадлежат именно ей? Слепое пятно, в буквальном смысле этого слова… возможно, именно это и означают раздавленные глаза? — сказал Рюзаки. — А очки смотрелись на ней так естественно… и из-за этого вероятность, что полиция что-то заметит, была ещё меньше. Жертва так и не поняла, что ей было предназначено носить очки.
— М-м, Рюзаки… вы как-то уж очень весело это говорите.
— Я шучу.
— Это и значит «весело».
— Тогда я серьезно.
— Всё равно весело.
— В таком случае я совершенно серьезно. Посмотрите! Разве так ей не лучше?
— Н-ну… я полагаю…
Слишком весело.
Мать увидела тело дочери только в морге, и тогда очков на ней уже не было. Возможно, всё это шло как раз по плану убийцы… к тому времени, что ещё они могли подумать?
— Третье убийство произошло в западной части Лос-Анджелеса, около Стеклянной станции. Стеклянная — стекло — очки. Очень буквально. Но это не дает нам точного адреса, только район…
— Нет, если мы сузим поиски до района, то сможем сузить их и до конкретной жертвы, Мисора. Всё, что нам останется — это найти в данном районе человека с инициалами Б.Б., и вот вам точный адрес. Другими словами, убийца рассчитывал, что ко времени второго убийства мы вычислим связующее звено.
— Как это? Но ведь… мы смогли догадаться, что «р» в имени — это по сути «б» только потому, что уже произошло третье убийство. А к моменту второго убийства каким образом кто-то мог до этого додуматься?
— А это и ни к чему. Я имею в виду, даже после третьего убийства нельзя точно сказать, является ли «Б» главной буквой, а «Р» — её отражением, или всё как раз наоборот. Четвертой жертвой может стать ещё один ребенок с инициалами «К.К.» или «Р.Р.», что перевернет вверх дном всю нашу идею. Возможно, он убивает в основном детей, и на самом деле охотится за инициалами «К.К.». Из той информации, которой мы располагаем сейчас, мы не можем понять, почему он ищет «Б.Б.», или «К.К.», или даже, может быть, «Р.Р.». Но всё это не имеет значения. Всё, что нам остается — это найти всех с такими инициалами.
— Да… да, верно…
Но тогда, 16 августа, их рассуждения уже были чисто условными, они опоздали, и третье убийство давно произошло. Просто чтобы убедиться наверняка, Мисора проверила, и оказалось, что в радиусе пятисот метров от Стеклянной станции нет никого с инициалами «К.К.» или «Р.Р.», и был только один человек с инициалами «Б.Б.» — третья жертва, Бэкйард Боттомслэш.
«Стеклянное» послание было очень простым по сравнению с «книжным» на месте первого убийства, но они смогли разгадать его только потому, что уже знали про Стеклянную станцию — в противном случае, кто вообще смог бы догадаться, что очки, надетые на жертву — это и есть послание убийцы? Именно сама простота его исполнения и делала его гораздо сложнее, чем то, на месте первого преступления. И теперь Мисоре нужно было предотвратить четвертое убийство, но сумеет ли она найти послание, оставленное на месте третьего? Это её беспокоило, и довольно сильно.
И снова ей пришло в голову, что именно Рюзаки первый заговорил о поврежденных глазах жертвы, именно он предложил ещё раз внимательно изучить фотоальбом — сама она бы не догадалась. Или догадалась, но много, много позже.
Был уже полдень, так что они решили пойти поесть, а потом думать, как действовать дальше. Рюзаки пригласил Мисору поесть с ним, но она отклонила его предложение. Неизвестно, какую сладкую отраву он собирается ей навязать, да и к тому же ей нужно было поговорить с L. Количество загадок, которые они разгадали, уже достигло того уровня, когда пора отчитаться. Отойдя подальше от дома, Мисора огляделась, прислонилась к стене и набрала номер.
— L, слушаю вас.
— Это Мисора.
Она уже начала привыкать к его синтетическому голосу. Быстро, без лишних слов, она рассказала ему всё, что случилось за день и что им с Рюзаки удалось узнать. Объясняя, почему вторая жертва лежала лицом вниз, она слегка волновалась, но подавила это чувство. По крайней мере, она надеялась, что ей это удалось.
— Хорошо. Я всё понял. Я правильно поступил, что выбрал вас, Мисора. Честно говоря, таких впечатляющих результатов я не ожидал.
— Нет-нет… не стоит благодарности. Я не заслуживаю такой похвалы. Меня гораздо больше волнует, что же мне делать дальше… есть какие-нибудь соображения? Мы не знаем, когда произойдет четвертое убийство, так что, я подумала, возможно, мне следует сейчас же отправиться на место третьего…
— Не торопитесь, — сказал L. — Я бы предпочел, чтоб вы действовали осмотрительно. Судя по тому, что вы рассказали, до четвертого убийства времени ещё достаточно.
— Что?
Она ничего подобного не говорила… кажется?
— Преступник нападет на свою четвертую жертву 22 августа. У вас ещё шесть дней.
— Шесть дней?
Получается, что это произойдет через девять дней после третьего убийства. Девять дней, четыре дня, девять дней… и снова девять? С чего он так решил? Мисора уже собиралась задать этот вопрос, но…
— Боюсь, что сейчас мне некогда объяснять, — сказал L. — Пожалуйста, постарайтесь сами догадаться. Следующее убийство произойдет… или, скажем так, убийца предпримет следующую попытку 22-го, и я хочу, чтобы вы действовали, исходя из этого предположения.
— Понятно.
Похоже, он был не в настроении спорить. Но 22 августа… если подумать, ведь кроссворд прислали в полицию 22 июля. То же самое число. Это как-то связано?
— В таком случае, за эти шесть дней я обследую третье место преступления и сделаю всё возможное, чтобы не допустить четвертого убийства.
— Да, пожалуйста. И ещё — Наоми Мисора, прошу вас, примите все меры предосторожности для собственной безопасности. Вы единственная, кто может работать вместе со мной над этим делом. Если вы погибнете, вас некому будет заменить.
Должно быть, он имеет в виду ту драку в аллее. Нападавший застал её врасплох. Некому будет её заменить? Для L это, возможно, всего лишь небрежная фраза, или вообще откровенная ложь, и всё же Мисоре было трудно поверить, что эти слова к ней вообще применимы.
— Не беспокойтесь. Я не пострадала.
— Нет, я имею в виду — постарайтесь не допустить ситуации, когда на вас могут напасть. Избегайте переулков, аллей и прочих пустынных мест. Ходите только там, где много людей, держитесь оживленных улиц, пусть даже это отнимет у вас больше времени.
— Всё в порядке, L. Я могу о себе позаботиться. И я владею боевыми искусствами.
— Правда? А какими? Карате? Или дзюдо?
— Капоэйрой.
— …
Даже сквозь все эти шифровальщики на линии она почувствовала, что L не знает, что ответить. Она и сама признавала, что капоэйра — необычный выбор для японского агента ФБР. На секунду она ощутила радостную гордость, как будто перехитрила L — хотя и знала, что не делала ничего подобного.