Эл со стуком поставил баночку йогурта на стол, глядя на меня исподлобья.
— Я понимаю, — тихо сказал он, — но, Харука, тебе не стоит этого делать…
— Нет, стоит. Потому что, несмотря на то, что я люблю тебя, я не хочу ждать твоего возвращения всю жизнь. Ведь ты не вернёшься. Ты не сможешь, а это ожидание сломает мне всю жизнь. Нет, я так не хочу! Я должна идти вперёд, должна научиться жить без тебя!
Детектив растерянно наблюдал за тем, как я в ярости рву на клочки салфетку, произнося свою тираду, затем улыбнулся, приложив к губам палец. Это взбесило меня ещё больше.
— Ты — L, а значит, не можешь позволить себе нормальную жизнь. Так что, не беспокойся, я не буду устраивать тебе истерики и прощальные сцены, — со злостью сказала я. — Я прекрасно понимаю, что из-за меня твоя безопасность может оказаться под угрозой. И знаешь, что? Я твердо уверена, что детектив L никогда не сможет быть счастливым из-за боязни поплатиться за это своей жизнью…
— Потому что он — дурак, — неожиданно прервал меня Эл, опустив голову.
Я осеклась от удивления, наблюдая, как детектив с силой сжимает свои колени. В следующую секунду он взобрался прямо на стол, опрокидывая банку с йогуртом. Ещё секунда — и детектив уже наклонился ко мне, приподняв пальцами мой подбородок и прожигая меня взглядом бездонных глаз.
— Но страх смерти — это не самое главное, чего дурак боится… — тихо сказал Эл, слегка улыбнувшись мне. — Дурак боится, что над ним будут смеяться… над его детством, над его мечтами, над тем, что ему дорого… и наконец того, что ему солгут… Дурак не любит, когда ему лгут. Дурак всегда признаёт страх, потому что он честен с самим собой.
Я заморгала, удивлённая его словами.
— Но дураки — такие же обычные люди, и у них тоже есть желания, — продолжал детектив. — Когда они голодны — они едят, когда они хотят читать — они берут книгу, когда они плачут — они ищут утешения… когда они любят, они хотят, чтобы их тоже любили.
Эл спокойно взглянул на меня, отпуская.
— Я — дурак со всеми этими желаниями и страхами. И я горжусь тем, что я такой, Харука… Я горжусь тем, что я такой.
— Что ты имеешь в виду? — тихо спросила я.
Детектив вздохнул и сел прямо на столе, обняв руками колени.
— Раз уж ты решила начать новую жизнь, то почему бы тебе не сделать этого в Америке, вместе со мной? — прямо спросил он, глядя в сторону.
— А?! — опешила я.
— Харука, я хочу предложить тебе работу в Лос-Анджелесе.
На кухне повисло молчание. Я таращилась на детектива, который терпеливо ждал моего ответа, скрывая выражение глаз за растрёпанной чёлкой. Блин. Такого я не ожидала…
— Я буду рад, если ты согласишься сразу, и мне не придётся добиваться твоего согласия до тех пор, пока ты не сдашься, — задумчиво сказал Эл, повернув ко мне голову и демонстрируя непроницаемое выражение лица и глухую темноту в обманчиво пустых глазах.
Обалдеть!
— Ты что, серьёзно?! — выпалила я, не веря своим ушам.
Детектив кивнул, улыбнувшись краешком губ.
— Но… но что мне там делать?! — воскликнула я, ошарашенная его предложением.
Эл с любопытством рассматривал меня, прикусив ноготь большого пальца.
— Я хочу, чтобы ты стала моим помощником. Правда, для этого мне придётся лично заняться твоим обучением. И разумеется, ты будешь жить в моём доме. Поначалу это будет довольно непросто, но я уверен на семьдесят процентов, что он тебе понравится.
Я, потеряв дар речи, смотрела на детектива.
— И, к тому же, у тебя будет всё, что ты захочешь. Ты никогда ни в чём не будешь нуждаться. И не только ты, но и твоя семья тоже. Что думаешь, Харука?
Эл равнодушно глазел на меня, но в следующую секунду я заметила, как нервно он мнет пальцами ткань кофты, в ожидании моего ответа. Значит, вот оно что…
Рюдзаки готов пойти на риск, лишь бы не потерять меня? Я настолько ему дорога, что он не может меня бросить даже ради работы?!
От этих мыслей мне захотелось прыгнуть на стол, запрокинуть голову и запеть во весь голос: «Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилу-у-у-у-у-у-у-уйя!!!», но здравый смысл вовремя возобладал над эмоциями. Вместо этого я сделала вид, что задумалась, приложив палец к губам и глядя в сторону.
— Если ты откажешься, — внезапно сказал Эл, наблюдая за мной, — мне ничего не останется, кроме как пойти на крайние меры.
Я уставилась на него с удивлением.
— Например, послать сотни любовных писем на твою электронную почту, соблазнять тебя дорогими подарками, провести прямую трансляцию своего любовного признания на всех экранах Токио, петь под твоим окном песни собственного сочинения и совершить еще десяток тех глупых поступков, которые делают обычные люди, пытаясь завоевать тех, кого любят, — сказал Эл, отстранённо глядя в сторону. — Но я искренне надеюсь, что ты не захочешь увидеть подобных унижений с моей стороны.
С этими словами детектив обворожительно улыбнулся, а его взгляд, направленный на меня, стал мягким и любящим…
— Так каким будет твой ответ? — тихо спросил он, прикусывая зубами палец.
— Вот это поворот! — радостно выдала я.
Жизнь с детективом L оказалась совершенно не такой, какой я ожидала. Она была странной, интересной и… счастливой.
Первым делом мне пришлось столкнуться с такими трудностями, как многолетние привычки детектива. Он мог пропасть на несколько часов в комнате, где обычно работал над расследованиями, не закрывал за собой двери в туалет, мылся в чудовищном агрегате, похожем на огромную стиральную машину (которую изобрел для него Ватари), по-прежнему носил одни и те же вещи, которыми был забит весь его гардероб, и ел невообразимо много сладкого, которое Ватари заказывал для него тоннами каждую неделю. Дом детектива на вид мне самой казался каким-то тайным бомбоубежищем, даже издалека не напоминавшим собой уютный милый особняк, который я мечтала увидеть.
Но методом проб и ошибок мне всё же удалось подстроиться под образ жизни детектива L и оно того стоило.
Начав совместную жизнь с Элом, я смогла получше изучить его, с энтузиазмом участвовала в его работе и с удовольствием о нём заботилась. И мои старания не пропали даром. Эл был счастлив — я видела это по выражению его глаз, когда мы с ним вдвоём гуляли в парке, лакомясь мороженым, или лежали в кровати, читая вместе одну книгу; замечала счастье в его улыбке, когда он просыпался рядом со мной или встречал меня после моей очередной удачной аферы, помогавшей достать необходимые улики для раскрытия преступления.
Я узнала, каким рассеянным и беспомощным может быть детектив после ста двадцати часов бодрствования во время работы над очередным делом; узнала, каким милым и добрым он становится, если приносить ему в постель кофе и его любимые тосты с клубничным джемом; знала, каким ласковым и страстным он бывает по ночам теперь, когда нам обоим больше не нужно было чего-то опасаться или скрывать свою любовь, чтобы выжить. Между нами больше не было притворства, а моё терпение и искренность детектива только укрепили нашу привязанность друг к другу.
И теперь, когда для нас обоих наступила новая и совершенно счастливая жизнь, я редко вспоминала те далекие дни, когда была одинокой и несчастной девушкой, за спиной которой стоял бог смерти.
Но сегодня я вдруг задумалась о том, что хоть Тетрадь смерти и представляет собой зло, но именно она, в конце концов, помогла мне обрести счастье. Иначе я никогда не узнала бы, каково это — любить и быть любимой.
С этой мыслью, я подошла к окну и взглянула в высокое звёздное небо, за которым где-то безмолвно наблюдали за миром людей древние боги смерти.
— Спасибо, — тихо сказала я, глядя вверх, — где бы ты сейчас ни был, видишь ты меня или нет… всё равно. Спасибо тебе за то, что обронил свою Тетрадь, Уррий.