Там ее не будет. И в Нью-Йорке тоже. Трэнт напрасно будет искать по всем Соединенным Штатам женщину по фамилии Робертс — самой заурядной фамилии в стране. И лейтенант со всей его дьявольской проницательностью никогда не найдет женщину с совсем другой фамилией, скрывающуюся в захудалом университетском городке где-то в Айове.
Ощущение облегчения и возбуждения вызвали у меня излишний оптимизм. Наконец-то я нашел, за что ухватиться — план простой и надежный. И от Анжелики не нужно было требовать ничего сверх того, что она и так собиралась сделать. И ничто серьезное ей не грозит, ибо Трэнт наверняка отыщет какого-нибудь бандита, собутыльника, просто бродягу, который убил Джимми, и об Анжелике Робертс уже никто никогда не вспомнит.
Снова я казался себе таким же мудрым, как Старик.
Анжелика села на постель. С лица ее исчез румянец, а с ним и все следы внезапной вспышки гнева. Теперь на нем виделась только покорность судьбе, словно говорившее: «Зачем я вообще появилась на свет?»
— На Десятой западной тебя, надеюсь, никто не знает?
— Только женщина, что живет напротив.
— Но она не знает, что ты из Клакстона?
— Конечно, нет.
— Тогда слушай.
Охваченный эйфорией, я не сомневался, что она примет мое предложение, и не ошибся. Ни разу не перебив меня, дослушав до конца, она только тихо произнесла севшим голосом:
— Мой поезд уходит в пять тридцать пять. Сегодня утром я звонила на Пенсильванский вокзал.
Я взглянул на часы. Только пять минут пятого.
— Ты там что-нибудь оставила?
— Да. Большинство своих вещей.
— Чемоданы там?
— Да.
— Тогда дай мне ключи. Я заеду за ними. С Трэнтом рисковать нельзя. Пошлю туда Поля. А ты пока начинай укладываться. Успеем на поезд.
Ни слова не говоря, она шагнула к комоду, взяла сумочку и достала оттуда ключи. Тут я вспомнил о деньгах. Ночью отдал ей все, что было в бумажнике, и ехать в банк было уже поздно.
— У тебя хватит денег расплатиться по счету?
— Все, что ты дал, — цело. Заплатить надо только за номер и сэндвич, который я съела на обед.
— Значит, еще останется. Ладно. На билет я одолжу у Поля.
Полю я позвонил, чтобы выяснить, вернулся ли он с обеда. Был на месте. Я положил трубку. Анжелика, открыв чемодан, начала укладывать платья.
— Когда закончишь, — сказал я, — возьми такси до Пенсильванского вокзала. Жди нас у справочного бюро.
Не отвечая, она молча продолжала укладываться. Спустившись вниз, я взял такси. Приехав в фонд, бегло обрисовал Полю ситуацию, но не успел спросить, что он узнал от Поли о встрече с Трэнтом. Одолжив мне из сейфа казенных двести долларов, он поспешил с ключами на Десятую западную.
На вокзал я добрался к пяти. Анжелика в поношенном черном плаще, с наброшенной на плечи шалью, стояла у стойки. Я зашел в кассы, купил билет до Клакстона и несколько журналов. Вернувшись к Анжелике, отдал ей билет и оставшиеся деньги. Она сунула их в кошелек. Потом мы молча стояли, ожидая Поля.
Появился он минут через десять, с двумя чемоданами. Довольно нахально оскалился при виде Анжелики.
— Привет, Анжелика.
— Привет, Поль.
Поставил чемоданы на пол.
— Я собрал все, что, по моим представлениям, могло принадлежать особе женского пола. Даже пену для ванн. Никогда не знаешь… — Он усмехнулся. — Так, мои дорогие, будьте счастливы и так далее. Мне нужно спешить обратно в контору и к одной прекрасной, очень богатой даме, которую я собираюсь обобрать. Позвони мне поскорее, Билл, тебе стоит узнать, что Поли сказала Трэнту.
Помахал и исчез, прежде чем я успел его поблагодарить. Поезд уже стоял у платформы, пассажиры на перроне спешили к вагонам. Мы присоединились к ним. Я нашел место Анжелики, бросил чемоданы на полку, а журналы на кресло. До отхода поезда оставалось десять минут. Выйдя, постояли немного на перроне.
Не знаю, почему она вышла со мной; не знаю, почему я сам сразу не ушел. Часть меня отчаянно пыталась избавиться от нее, но что-то, какая-то странная ностальгия, меня удерживало. В конце концов, это одинокая, несчастная, потерпевшая поражение женщина, пытающаяся спрятаться в том единственном месте на свете, где ее еще могли приютить. Теперь, когда я от нее избавился, когда понял, что повредить мне она уже не может, почувствовал к ней некое сочувствие — да просто пожалел.
— Я должна знать еще что-нибудь? — спросила она.