— Это все еще продолжается? — спросил я.
— Ну, конечно. Регулярно, дважды в неделю, днем, пока Поль на работе. Как ритуал. Отец знает, что я знаю, но не подает виду. Мы никогда об этом не говорили. Время от времени я получаю машину, гоночный катер или еще какую-нибудь мелочь и сознаю, что его мучает совесть. Для него я стала ее воплощением. С чего и живу.
Возбуждение во мне нарастало. Ведь, дожидаясь встречи, Джимми рассчитывал разжиться деньгами!
— Когда ты явилась к Джимми со своей безумной идеей, он разве не уверял тебя, что не стоит волноваться, что со свадьбой все будет в порядке, что через неделю отец будет как шелковый? А что, если был против твоего плана только потому, что боялся — ты могла испортить его собственный, гораздо лучший план?
Дафна вдруг переменилась, даже, кажется, испугалась.
— Думаешь… он мог узнать от Поли? И хотел шантажом заставить отца… добиться разрешения жениться на мне? Но что же тогда получается, Билли?..
— Вот именно — что?
— Но мне это и в голову не приходило… Что ты собираешься делать?
— Позвонить Поли.
Выйдя из-за стола, отправился в телефонную будку. Поли была дома.
— Разумеется, Билл, приезжай, — сказала она. — Мне так скучно… Это телевидение… неужели не могут придумать что-нибудь новенькое?
Я вернулся к Дафне.
— Пожалуй, то, что ты мне рассказала, — правда.
— Да, правда.
— Но ты не возражаешь, если я этим займусь?
Дафна покачала головой.
— Нет. Ты обязан. Я понимаю. Но советую тебе: будь осторожен.
— Поеду поговорю с Поли. — Я помахал официанту, но Дафна меня остановила:
— Все уже сделано, дорогой. Я заплатила, пока ты звонил.
Выглядела она все еще растерянно, но все же робко улыбнулась.
— В конце концов, ведь ты же безработный. Нечего швырять деньги на шампанское. И за меня не волнуйся. Я еще немного тут побуду. Надраться шампанским на глазах почтенной публики — лучший способ начать новую светскую карьеру в качестве «прекрасной и испорченной мисс Кэллингем», как ты полагаешь?
Я вдруг задумался, что еще нового мне предстоит узнать о Дафне Кэллингем и как же я раньше не попытался догадаться, что скрывается за фасадом ее души. Потом нагнулся и поцеловал ее.
— Ты ангел.
— Ну, вот это нет. Я чудовище, и знаю это. Испорченная насквозь. И дай мне знать о всех новых скандалах, которые мне предстоят. Теперь я собираю скандалы, как собирают табакерки или пресс-папье.
22
Фаулеры обитали неподалеку от Вашингтон-плейс. Район не слишком престижный, зато квартира — как голливудский сон о Парк-авеню. Открыла мне горничная. По-моему, там всегда была горничная и всегда она что-то стирала или гладила для Поли. Приветливая и сдержанная, она проводила меня в гостиную. Поли в пижаме лежала на диване, лениво глядя в телевизор. Увидев меня, поднялась. Была единственной из знакомых мне женщин, которая умела так встать с дивана, чтобы в ее туалете ничто никуда не заехало и ничего не сбилось в прическе. До недавнего времени волосы у нее были рыжими, теперь — платиновыми. Столь же не походили на настоящую платину, как и предыдущие — на что-то рыжее от природы. И сама она казалась ненастоящей. Как говаривал Поль, она смахивала не на особу из плоти и крови, а на цветную рекламу, вырезанную из журнала.
Выключив телевизор, подошла чмокнуть меня в щеку. Как всегда, была ласкова и обаятельна. Пахла неуловимо легкими духами и была вся увешана аметистами. Аметисты она обожала. То, что рассказала мне Дафна, мозг мой переварить еще не успел, и я видел в ней все ту же Поли, кроткую, ограниченную женщину, самое волнующее переживание для которой — перекрасить ногти в другой цвет.
Разумеется, она знала, что Анжелика арестована, но и только. Я объяснил ей как можно проще свое положение, и ее прелестное пустое личико, оставаясь без единой морщинки, сумело изобразить сочувствие.
— Но, Боже, какой же скандал будет в суде! Для тебя, золотце, и для Бетси это же просто погибель! И еще Бетси будет страшно переживать за Рикки. Знаешь ведь, какая она.
— Послушай, Поли, — сказал я, — есть только один способ разделаться с этим — обойтись без суда. А единственный способ обойтись без суда — выяснить, кто убил Джимми. Понимаешь?
— Ну, конечно, понимаю. Но как ты это собираешься сделать? Ведь никто же не придет и не заявит: «Это я сделал!» Люди не таковы.