Мы выехали на А21, слушая «Легкое радио»: Адам сообщил, что это любимая станция его матери. Мол, это мне поможет войти в нужное настроение. Я бы предпочла на время выкинуть из головы предстоящее знакомство с его родительницей. Мне как-то не очень хотелось сейчас забивать эту самую голову ее излюбленными мелодиями.
– Ну, какая она? – спросила я.
Он задумчиво потер щетину на подбородке.
– Думаю, она как все матери. Любит вить гнездо и всех мирить. Всеми силами старается оберегать своих детей. Всегда на их стороне. Надеюсь, и я тоже всегда ее защищаю и берегу. Не терплю, чтобы при мне о ней плохо отзывались. Она хорошая женщина.
На меня и без того давила необходимость ей понравиться, но его комментарий еще больше усилил это давление. Если же, паче чаяния, она не понравится мне… Я уже понимала, что мне придется разбираться с этим в одиночку. И я подумала: и ради меня, и ради нее нужно, чтобы эта встреча прошла успешно. Я должна постараться.
Я обрадовалась, когда из динамиков полилось «Лето» Уилла Смита. Мы помнили все слова и оба подпевали, пока дело не дошло до строчки про запах шашлычного дыма, который навевает ностальгию.
– Никакой не «запах дыма». – Он рассмеялся. – Он поет про «запах дамы»!
– Вот еще глупости, – возразила я. – Какой еще дамы? Почему от этого ностальгия? У них пикник, сосиски шипят на гриле – и тут эти ребята вдруг подмечают, какой ностальгический аромат у дамочки, которая идет мимо?
Он покосился на меня так, словно я спятила.
– Каким должен быть запах шашлыка, чтобы вызывать ностальгию?
– Мне даже не верится, что мы вообще это обсуждаем. Все знают, что там «запах дыма».
– Погуглим, когда к маме приедем.
Мне понравилось, что он сказал просто «к маме», а не «к моей маме». Я ощутила себя более причастной к его семейному кругу.
– Это «Легкое радио» – просто кладезь открытий, – заметила я. – Вот уж не знала, что твоя мать – фанат хип-хопа. Кто бы мог подумать?
Лицо у него изменилось, и в салоне машины словно повеяло холодом.
– Ты говоришь о моей матери, – произнес он довольно сердитым тоном. – Тебе не кажется, что это было неуместное замечание?
Я засмеялась, думая, что это он просто мне подыгрывает. Но ведь я уже заметила, как он поджимает губы, как у него напрягаются скулы. Я должна была ощутить, что для него это не шутка.
– О-о, только вот не надо пафоса. – Я хихикнула, глянула на него, чтобы убедиться – сейчас его лицо дрогнет в улыбке. Но оно оставалось все таким же ледяным.
– Ты проявляешь неуважение.
Я подавила смешок:
– Господи, да я просто…
– Ты просто – что? – резко бросил он.
Включив сигнал, он перешел на полосу медленного движения, и я, с трудом переводя дыхание, мысленно прокрутила в голове эти несколько минут нашего общения. Я так и видела, как на ближайшем же съезде он разворачивает машину. А потом высаживает меня на тротуаре возле квартиры, где я живу. И уносится прочь. Как мы так быстро перешли от невинного перешучивания к вот этому? Почему он вдруг встал на дыбы? Как за такое короткое время все могло повернуться так ужасно неправильно?
Он вцепился в руль обеими руками, и костяшки у него побелели. Я положила руку ему на кисть.
– Прости?.. – неуверенно пробормотала я, толком не зная, за что, собственно, извиняюсь.
– Ты хочешь это сделать или нет? – Голос у него смягчился. – Потому что, если ты не готова, можно просто все отменить.
Он так говорил, словно я – какой-то подопытный зверек. Может, так оно и было.
– Прости меня, – сказала я тихо. На самом деле я не хотела, чтобы в моем голосе звучали эти примирительные интонации, но я ничего не могла с собой поделать: если честно, его реакция меня потрясла.
Он переключил радио на «Поцелуй FM», и до конца пути мы больше не разговаривали.
4
– Я всегда давала себе клятвы, что не превращусь в мамашу, которая делает такие вещи, но позвольте мне показать вам хотя бы вот эту.
Адам застонал, глядя, как его мать пролистывает здоровенный фотоальбом, лежащий у нее на коленях. Обложка у альбома была кожаная, темно-бордового цвета.
– И нечего стонать, – укорила она его. – Ты был самый очаровательный ребенок.
Она похлопала по цветастой ткани, обтягивающей диван, и я уселась на него рядом с ней.
– Вот смотрите. – Она показала пальцем. – Это Адам и Джеймс у нас в саду, еще в Рединге. У них разница тринадцать месяцев, но тут их не отличишь друг от друга, правда? Они были такие замечательные дети. Все соседи в один голос твердили, какие у них милые мордашки. И никто никогда не слышал, чтобы они плакали. Они были идеальные.