– О, Эмили, очень рада вас видеть, – энергично проговорила она, приближаясь к столику, за которым мы ждали ее уже больше двадцати минут. Она оценивающе окинула меня взглядом. – Вы выглядите… хорошо.
Во время первого блюда она была просто сама любезность. Так и лучилась благожелательностью. Я уже стала расслабляться, но тут она спросила, что мне подарил Адам. Я посмотрела на него через стол, и он кивнул, словно давая разрешение сообщить ей.
– Знаете, он везет меня в Шотландию, – поведала я с большим подъемом. И увидела, как на лице у нее отражается смущение, смешанное с неудовольствием. Ее рот образовал букву «О», но из него не раздалось ни звука.
– Я там уже столько лет не был, – признался Адам.
– А я вообще никогда не была, – вставила я.
– Что ж… И к-когда же вы поедете? – спросила она, заикаясь.
– Завтра! – хором воскликнули мы.
Казалось, ей нанесли тяжелый удар. Она так и обмякла в кресле.
– Все в порядке, мама? – спросил Адам. – У тебя такой вид, словно ты встретилась с привидением.
Памми прямо-таки содрогнулась. Было такое впечатление, что на несколько секунд она утратила дар речи.
– И где же вы остановитесь? – наконец спросила она.
– Я забронировал номер в отличном отеле, на пару дней, – сообщил Адам. – Тетя Линда сказала, что мы можем пожить у нее, но мне не хотелось быть ей в тягость.
Как это ни смешно, я чувствовала настоящий триумф. Тетя Линда сказала, что мы можем пожить у нее, мысленно напевала я. Вот тебе, вот тебе. Я упрекала себя за это детское злорадство.
– Откровенно говоря, я просто потрясена, – заметила Памми. – Я и понятия не имела.
Я удивилась: а что, она думала, что ее об этом непременно известят за несколько дней?
– Линда приглашала нас пообедать, – добавил Адам. – У нее будут Фрейзер и Юэн. Я бы очень хотел, чтобы Эмили со всеми познакомилась.
– Бог ты мой, вот это уж настоящий сюрприз, – заметила Памми, похлопывая Адама по руке. – Что ж, прелестно, просто прелестно.
Пока мы ждали главного блюда, разговор шел довольно неуклюже. Я приветствовала морского окуня как старого приятеля, радуясь, что теперь мне есть на чем сосредоточить внимание. Когда Адам, извинившись, пошел в туалет, я хотела побежать туда вместе с ним.
– Значит, все продвигается довольно-таки стремительно? – поинтересовалась Памми, даже не дожидаясь, пока закроется дверь с мужским силуэтом на табличке.
– Угу. – Я напряженно улыбнулась.
– Сколько вы уже вместе? – Поджав губы, она сделала небольшой глоток из своего бокала с белым вином и содовой.
– Четыре месяца.
– Боже, это ведь всего ничего, – отозвалась она с принужденной улыбкой.
– Но ведь время тут не всегда главное? – Я по-прежнему старалась поддерживать легкомысленный тон. – Главное – что ты чувствуешь.
– И в самом деле, – ответила она, медленно кивая. – И вы чувствуете, что Адам – тот самый, единственный?
– Надеюсь. – Мне хотелось ограничиваться минимально необходимыми ответами. Незачем сообщать ей лишнее.
– И вы думаете, что он чувствует то же самое? – Она смерила меня испепеляющим взглядом, словно имела дело с наивным ребенком.
– Надеюсь, что да. Мы практически живем вместе, так что… – Я нарочно не закончила фразу. Казалось, я чуть ли не сама хочу, чтобы она что-нибудь добавила. При этом я знала, что не хочу этого слышать.
– Будет очень разумно, если вы немного сдадите назад, – проговорила она. – Он любит жить в своем собственном пространстве, а если вы его будете слишком теснить, он от вас сбежит. Вырвется на свободу.
– Он что-нибудь об этом говорил? – не удержалась я.
Губы у нее раздвинулись в самодовольной усмешке, и я тут же пожалела, что не смогла промолчать.
– Так, пустяки, – с показной небрежностью ответила она, отлично зная, что я буду не в состоянии довольствоваться таким ответом.
– Какие пустяки? – спросила я. – Например?
– Ну, обычные, вы сами знаете. Мол, он чувствует, что его немного ограничивают. Что он вынужден перед вами отчитываться всякий раз, когда хочет выйти на улицу.
В груди у меня разлился жар. Значит, вот что он из-за меня чувствует? Не будь смешной, возражала я себе. У нас с ним равные партнерские отношения. Мы не такие. Для нас важно другое. Но тут перед моим мысленным взором возникла картинка: в прошлый четверг я напустилась на него за то, что он вернулся поздно. А в воскресенье я спросила, сколько он собирается пробыть в тренажерном зале. Неужели я такая? Неужели он так устал от моих допросов, что пожаловался матери?
Я смотрела на нее, и в моем мозгу бешено крутились все эти мысли, и я – не в первый раз – подумала: интересно, она нарочно? Или я опять все понимаю неправильно?