Вот для чего мне потребовалось участие Себа. Он из тех, кто умеет пробуриться сквозь все эти бесчисленные оболочки, окутывающие истинный характер человека, и проникнуть в самую душу – которую собеседник часто обнажает перед ним всего через несколько минут после того, как с ним познакомился. Как-то раз он спросил у моей матери, был ли мой отец ее единственным мужчиной. Я тут же закрыла уши руками и запела «ля-ля-ля», но все-таки услышала ее признание. Оказывается, у нее был чудесный роман с одним американцем, как раз перед тем, как они с моим отцом стали жить вместе.
– Но это не была такая интрижка, о которых сегодня говорите вы, молодые, – заметила она. – Никаких тайных свиданий и аморального секса. Мы оба не состояли в браке, так что это не была связь в вашем смысле. Просто замечательная встреча двух людей, которые во всем находились на одной волне.
Я так и раскрыла рот от удивления. Мало мне потрясения, что моя мать, судя по всему, занималась сексом больше двух раз в жизни (в результате этих двух раз она произвела на свет меня и моего брата), так в этом еще и участвовал не только мой отец? Дочерям редко выпадает возможность услышать из уст родителей такие вот драгоценные откровения об ушедших временах. Не успеешь оглянуться, а спрашивать уже некого. Но когда ты с таким, как Себ, наружу выплывают все крупицы истины, и ты даже не понимаешь, как это происходит.
В общем, мы с Адамом и Себом договорились, что в ближайший же уикэнд пересечемся в одном баре в Ковент-Гардене. Я не хотела предлагать, чтобы мы прямо вот пообедали вместе – на случай, если встреча покажется немного натужной и неловкой. Но все-таки надеялась, что вечер естественным путем выльется в совместный ужин. Мы еще не допили первый бокал, когда Себ уже спросил Адама, где тот вырос.
– Возле Рединга, – ответил он. – А когда мне было девять, мы перебрались в Севенокс. А ты?
Вот он, его излюбленный прием. Но Себа так просто не собьешь.
– Я родился в одной больнице в Луишеме и с тех пор там остаюсь. Ну, не в роддоме, конечно, а в двух улицах от него, буквально. Рядом с Хай-стрит. Пару лет назад я ездил в Севенокс. Я тогда встречался с одним парнем – у него было там дизайнерское консалтинговое бюро. Там очень мило. А что тебя сподвигло на переезд из Рединга?
Адам неловко поерзал:
– Э-э… Отец умер. У мамы в Севеноксе жили друзья, и ей не помешала бы помощь – она теперь нами одна занималась. Мной и младшим братом. В Рединге ей было незачем оставаться. Отец много лет работал там в майкрософтовском филиале, но теперь…
Он умолк.
– Ну да, я вот тоже потерял отца, – сообщил Себ. – Мерзко, а?
Адам печально кивнул.
– И что же, твоя мама до сих пор одна? Или она кого-нибудь встретила? – спросил Себ и тут же с виноватым видом добавил: – Прости, я ведь так понял – она еще с нами?
Адам снова кивнул:
– Слава богу, да. Она до сих пор в Севеноксе. И до сих пор одна.
– Тяжело, когда они одни, правда? – проговорил Себ. – Чувствуешь куда больше ответственности за них. Даже когда ты еще ребенок; и это дети должны вести себя как настоящие взрослые.
Подняв брови, Адам опять кивнул. Я не могла поддержать этот разговор, поскольку и отец, и мать у меня, к счастью, живы. Поэтому я предложила принести нам всем еще выпить.
– Да я сам, – вызвался Адам, с явным облегчением хватаясь за эту возможность на время избавиться от допроса, который ему учинил Себ. – Вам то же самое?
Мы с Себом кивком ответили положительно.
– Ну и? – спросила я, едва Адам повернулся к нам спиной.
– Очень славный, – изрек Себ. – Очень.
– Но? – Я чувствовала, что грядет какое-то «но». Сердце у меня, что называется, ушло в пятки.
– Даже не знаю. Есть в нем что-то такое… пока не понимаю, в чем тут дело.
В эту ночь, уже после любви, мы с Адамом лежали рядом, проводя пальцами друг другу по груди, и я снова подняла тему его родителей.
– Как по-твоему, я бы понравилась твоей матери? – спросила я.
Он перекатился на бок и приподнялся, опираясь на локоть. Свет был выключен, но занавески мы оставили открытыми, и в ярком свете луны я видела его силуэт, совсем рядом. И я чувствовала на своем лице его дыхание.
– Конечно понравилась бы. Она бы решила, что ты – просто совершенство.