Выбрать главу

Никита и Калигула

В библиотеке теплохода «Башкирия», на борту которого Хрущев с домочадцами и громыками ехал в Данию, он обнаружил книжку по истории древнего Рима. Книжка советскому диктатору очень понравилась. Он ее прочитал весьма тщательно, не отрываясь. Затем, во время ужина, поделился своими впечатлениями о древнем Риме с женой, обеими дочерьми и их мужьями.

— Нинка, — сказал Хрущев жене. — Я только что прочитал презанятную книжонку о древнем Риме. Какой, понимаешь, культ личности тогда разводили, ужас! Цезарями себя называли, по имени Юлия Цезаря, который для древних римлян был чем-то вроде нашего Ильича. У них там в цезарях один типчик был, так он, понимаешь, требовал, чтобы все ему поклонялись как Богу и величали по отчеству Цезарь Богович.

— Эка невидаль, — сказал Аджубей, считающийся в семье интеллигентным и образованным человеком, так как он редактирует «Известия». — Древние римляне были полигамисты, верили во многих богов.

Хрущев с завистью посмотрел на зятя. «Ишь, какие слова употребляет, сукин сын», — подумал он и вздохнул.

— Один император у них, понимаете ли, так культом личности увлекся, что заставлял своих придворных падать перед ним на колени и целовать ему ноги.

— Летом тоже? — справился Громыко.

— Вероятно, летом тоже, — ответил Хрущев.

Громыко поморщился.

— А Сталину ты ног не целовал? — ехидно спросил Хрущев своего министра иностранных дол.

Громыко сделал обиженное лицо, но ничего не сказал.

— Все плясали под дудку цезарей, — продолжал Хрущев. — Пресвитерианцы, дикторы…

— Преторианцы, ликторы, — поправила его Нина Петровна.

— Ты все знаешь, — с уважением в голосе промолвил Хрущев. — Ты у меня баба на ять. Профессор. Так вот, все в древнем Риме плясали под дудку цезаря — ликторы, порториканцы, Сцеволы там всякие из фабричных комитетов.

— Из фабричных комитетов? — удивилась Нина Петровна.

— Ну да, Фабриции. В книжке так и сказано. Не мешало бы и нам кое-что у них перенять. Например, у них уже тогда был замечательный марксистский лозунг «Хлеба и зрелищ». Только при плохом урожае такой лозунг не годится. В древнем Риме, может быть, урожаи были лучше, чем у нас, а нам надо будет удовлетвориться только лозунгом «Зрелищ». Без хлеба. Впрочем, Ильичев придумал лозунг. Как вам нравится «Кукурузы и зрелищ» или «Большой химии и зрелищ»?

Нина Петровна неопределенно замычала. Хрущев продолжал:

— Особенно мне понравился один из цезарей, который своего любимого коня назначил консулом. Звали этого цезаря… обожди минутку, сейчас скажу… вот, черт возьми, запамятовал… вспомнил, вспомнил… звали цезаря, который своего коня назначил консулом, Балагула.

— Не Балагула, а Калигула, — поправила мужа Нина Петровна.

— Неужели? Очень возможно. Но вот, этот Балагула, то есть Калигула, не только назначил своего коня консулом, но и посадил его в президиум сената. Все члены президиума ему кланялись в ноги и кричали: «Да здравствует наш умный вождь! Какой гениальный выбор. Кому, кроме нашего славного вождя могло прийти в голову назначить на должность консула коня? В президиуме нашего сената сидят всякого рода двуногие животные, почему нельзя посадить и четвероногого?»

— Конечно можно, конечно можно! — радостно поддакнул Громыко, но тотчас же спохватился, густо покраснел, запнулся и замолк, испуганно оглядываясь по сторонам.

— Не бойся, — разуверил своего министра иностранных дел диктатор. — Хотя ты и двуногий осел, в президиум я тебя не назначу. Там и без тебя ослов достаточно. Мне, вот, товарищ Насер в подарок хорошую лошадку преподнес. Может ее в президиум определить, а? Когда Балагула своего коня в сенат назначил, все римские патрикии выразили ему свою глубокую благодарность за благодеяние.

— И жены патрикиев, патрикеевны, — прибавил Аджубей.

— Не патрикии, а патриции. Римские патриции, — поправила мужа Нина Петровна.

— Не исправляй меня, — огрызнулся Хрущев. — Постоянно мне замечания делаешь, будто я школьник какой-то. Я тебе о римской истории рассказываю, а ты мне замечания делаешь.

— Скакуна насеровского в президиум вместо Леньки Брежнева! Вот это здорово! — воскликнул Аджубей. — Мирово!

— Еще прочитал я в этой книжонке, — сказал Хрущев, — что римляне этого своего цезаря почему-то величали «Август». Вероятно он свою революцию в августе устроил. У нас это было бы невозможно. Наша революция была устроена в октябре. К Балагуле обращались: «О, цезарь, Август Гай Юлий Балагула!» Ко мне надо будет обращаться: «О, председатель совета министров СССР, Октябрь, Никита Сергеевич!» Здорово, а?!