Сетования Хрущева прервал телефонный звонок.
— Поди ответь, — сказал Хрущев жене.
— Да, да, слушаю, — сказала Нина Петровна в телефонную трубку. — Кто? Как же, как же, помню! Хорошо помню вас! Милости просим, милости просим, будем рады вас видеть. Приходите!
— Это был Молотов, — сказала Нина Петровна, повесив трубку. — Вячеслав Михайлович. Хочет забежать к нам, о прежних временах покалякать. Мы в одной тарелке, говорит он, так поговорим об этой тарелке. Я ему сказала — пусть приходит.
— Пусть приходит, — повторил уныло Хрущев и свесил голову.
Нечаянная радость
Покойный Рыков очень обрадовался, когда узнал, что его реабилитировали в Советском Союзе. «Если бы я только знал тогда, тридцать лет тому назад, что меня со временем реабилитируют, — сказал самому себе покойный Рыков, — я пошел бы на расстрел в совершенно ином настроении. Пошел бы с энтузиазмом, с подъемом, взволнованно».
Рыков даже рыкнул от радости, как будто выпил лишний стакан рыковки.
Реабилитация приятна, что бы там ни говорили. Вся беда в том, что когда человек идет на расстрел, он не может предвидеть, как история отнесется и к расстреливающим, и к расстрелянным. Жаль!
Если бы Рыков при расстреле знал, что он будет реабилитирован, а Сталин разжалован из отца народов в сына собаки женского пола, он на прощанье даже пожал бы своему тюремщику руку. Может быть даже облобызался с ним.
В то время, как в мозгу покойного Рыкова копошились эти мысли, к нему подбежал покойный Радек и весело воскликнул:
— Читал? Слышал? Меня реабилитировали. Я больше не враг народа и не бешеная собака. Я борец за правду и за освобождение трудящихся от оков. Я даже, можно сказать, мученик идеи и жертва нарушения социалистической законности.
— А что такое нарушение социалистической законности? — спросил покойный Рыков.
— Когда тебя расстреливают до реабилитации. Тогда это нарушение социалистической законности. Социалистическая законность требует, чтобы тебя реабилитировали до расстрела.
— Но какое отношение это имеет к тебе? — сказал покойный Рыков покойному Радеку. — Ведь тебя не расстреляли. Тебя приговорили только к десяти годам тюрьмы.
— А ты откуда знаешь, что со мной сделали? — спросил Радек. — Ты же стал жертвой нарушения социалистической законности за четыре года до меня.
— Берия мне сказал, — ответил Рыков. — Он только что устроился в вашем подворье. Он уверен, что в 1970 году его полностью реабилитируют. А новый вождь будет осужден за нарушение какой-то новой законности. кажется ленинской или ленинско-марксистской. Ты бы посмотрел на этого типа, как он ухмыляется!
— Интересно, — сказал покойный Радек. — Это напоминает мне анекдот о том, как все расстрелянные коммунисты организовали в аду собственный союз, называющийся «Чёрт бы его поберия». Ха-ха!
— Очень смешно, — сказал покойный Рыков, кисло улыбнувшись. Рыков никогда не был особенным поклонником радекского юмора.
К Рыкову и Радеку подошел покойный Берия.
— Ага, вот и Лаврентий, — воскликнул Радек. — Легок на поминки!
— Хотите увидеть интересную сцену, — сказал покойный Берия, — пойдите туда за правый уклон. Там Троцкий, Каменев и Зиновьев вне себя от ярости. Они возмущены тем, что вас обоих реабилитировали, а их нет.
Втроем покойные Радек, Рыков и Берия пошли в указанном Берия направлении. У Троцкого, Каменева и Зиновьева вид, действительно, был расстроенный.
— Поймите, товарищи, — кричал покойный Троцкий, — это совершенно недопустимо. Почему этот кретин отказался меня реабилитировать? Почему? Это, несомненно, подстроил мне Диего Ривера! Не иначе, как он. За что боролись? За что кровь проливали? За что на баррикады шли? Скажи, Гриша, за что? — завопил громово покойный Троцкий, обращаясь к покойному Зиновьеву.
— Не знаю, Лева, чесаное слово, не знаю, — ответил покойный Зиновьев. — Я ведь не в курсе дела.
Увидев приближавшихся покойных Рыкова, Радека и Берия, Зиновьев конспиративным шепотом процедил сквозь зубы:
— Шшш… тихо… осторожно… я этим не доверяю… особенно этому грузину…
— Грузину?! — завопил покойный Троцкий. — Грузину? Какому грузину? Идем скорее отсюда!
Он схватил покойного Зиновьева и покойного Каменева за рукава, оттащил их в сторону и все трое исчезли за левым поворотом правого уклона в тени большого облака, на котором сидел покойный Владимир Маяковский в реабилитированных штанах.