«Вместо «пир марху твоему», — говорилось в поправке, — надо читать «мир парху твоему».
Я заплакал и чуть не побежал топиться.
Теперь я некрологи кончаю словами:
«Да будет земля тебе пухом».
Горький
С Максимом Горьким я познакомился в раннем детстве. Автор «Мальвы» около года (а может быть и дольше) прожил в Старой Руссе, а от Новгорода до Старой Руссы рукой подать — правда, очень длинной рукой. Мои родители поехали к Горькому в гости. С знаменитым писателем их познакомила пожилая англичанка, которую все называли старуха Ингресолл. Мне тогда было два года. Горький, который очень любил детей, посадил меня к себе на колени. Внезапно Горький дико завопил, вскочил с места, бросил меня в руки моей матери и стремительно выбежал из комнаты менять брюки.
Горький был замечательный писатель. И очень чистоплотный человек.
Вторая моя встреча с Горьким состоялась в Берлине после большевистской революции. Горький тогда был белогвардейским эмигрантом, оторванным от русского народа, врагом прогресса и социализма.
Я только что покинул Россию и еще не успел полностью вступить в роль клеветника и врага Советского Союза, прогресса и социализма. Горький в те дни на чем свет стоит ругал коммунистический режим. В этом заключается великая трагедия российской эмиграции. Мы ругаем коммунистический режим на чем свет стоит, а не почем свет стоит. А в наш материалистический век «почем» имеет гораздо большее значение, чем «на чем». Когда Горький понял разницу и увидел, что «почем» выгоднее, чем «на чем», он вернулся в СССР и стал хвалить советский режим.
Как-то вечером Горький гулял по Унтер ден Линден. Русские эмигранты очень любили бульвар «Унтер ден Линден». Название это воскрешало в них воспоминания об «Унтере Пришибееве». Я издали увидел Горького и закричал изо всех сил: «Алексей Максимович! Алексей Максимович!»
Горький остановился. Я поспешно подошел к нему и протянул руку. Горький взял мою руку и, не зная, что с ней делать, вернул ее мне.
— Неужели вы меня не узнали?! — воскликнул я. — Я ведь сидел у вас на коленях!
— Нет, — ответил Горький и, круто повернувшись, ушел.
Удивительно, как нетерпимо относился Горький к чужим мнениям!
Блок
С Александром Блоком у меня было только шапочное знакомство. Мой дядя и знаменитый автор «Стихов о Прекрасной Даме» покупали шляпы в одном и том же магазине на Литейном. Сейчас, в виду бурного развития советской промышленности, Литейный называется Сталелитейным. Блок любил широкополые шляпы, а мой дядя, будучи военным человеком, предпочитал котелки; он всюду ехал со своим котелком.
Владелец магазина был очень интересный человек, оказавший немалое влияние на творчество автора «Двенадцати». Его звали Абрам Исакович Балаганчик; вдохновленный этим именем Блок и написал трагедию, которую тоже назвал «Балаганчик».
Двадцать второго июня 1912 года мы с дядей как-то зашли в магазин Балаганчика. Там уже находился автор «Скифов», хотя он тогда еще сам не знал, что он автор «Скифов». Дядя подошел к Блоку и сказал: «Разрешите мне и моему племяннику пожать вашу руку».
Блок разрешил. Я до сих пор свято лелею память о великом поэте, столь трагически окончившем свои дни на нашей бренной земле.
Северянин
О своей дружбе с Северяниным я пишу при каждом удобном и неудобном случае. Сейчас случай скорее удобный, нежели неудобный, и я могу опять написать о своей дружбе с Северяниным.
Кстати, очень немногие знают, что Северянина звали Игорем. Это он мне сообщил по секрету за дружеской рюмкой водки. Жил Северянин в Эстонии, в Эсти Тойла, и упорно меня зазывал к себе в гости, хотя он и настаивал, чтобы я его предупредил заблаговременно, за год или полтора до приезда, чтобы он мог приготовиться.
Северянин был очень приветливый человек. Когда мы гуляли вдоль реки или канавы, он по-дружески хлопал меня по плечу, но я не падал.
Он был несомненно очень даровит.
НОВГОРОД
Домик с зелеными ставнями
Некоторые слова особенно дороги и милы моему сердцу.
Не потому, что они красивее или звучат лучше других, а потому, что они как-то неразрывно связаны и переплетены с отдаленным прошлым и воскрешают в памяти столько воспоминаний и ассоциаций.