Я пожал плечами:
– А это важно?
И я рассказал ей о том, как прошлым летом в дверь моей комнаты в общаге постучалась девушка. Она искала моего соседа, но его на месте не оказалось. Он обещал подойти с минуты на минуту, и потому я пригласил ее подождать внутри. А через десять минут она уже была у меня в постели. Когда я пересказывал эту историю приятелям в пабе, они хохотали от души и одобрительно хлопали меня по спине, а потом даже купили мне еще выпить.
Когда я закончил, Анна тряхнула головой и отвернулась к стенке.
Зря я ей это все рассказал.
А вот вторую ночь ничто не омрачило. Я часто ее вспоминаю.
– А папа твой где? – спросила Анна, когда мы поднимались по лестнице. – Почему я еще ни разу его не видела?
– Его нет дома, – ответил я. – Вечно где-то пропадает.
Мы лежали на моей кровати, откинув одеяло. Окно было распахнуто настежь, но знойный июльский воздух оставался тягучим и неподвижным.
– Я вот подумываю волосы отрезать, – сказала она.
– Зачем?
– И перекраситься в блондинку. Как хичкоковская героиня.
– Совсем с ума сошла, – сказал я, лаская ее бедро.
– А что, я тебе тогда разонравлюсь?
– У тебя очень красивые волосы. Зачем портить такую красоту?
Она накрыла мою ладонь своей.
– Они ведь снова отрастут. Да и потом, они все равно мертвые.
Не помню, как стягивал с нее одежду, но прекрасно помню, как она выглядела, а еще: что в ней не чувствовалось ни капли стеснения. Ее нагота была совершенно особенной, до того не похожей на наготу других девушек, что я смотрел на нее как зачарованный. Даже теперь, стоит только зажмуриться, и она встает перед глазами. Память – опасная игра.
Временами мне казалось, что в мире есть только она и я, и ничего кроме.
Почувствовав приближение кульминации, я посмотрел на Анну и спросил:
– Ты уверена?
Она закрыла глаза и кивнула, но я все понял и тут же остановился.
– Кстати, про волосы. Ты заметил, что они вовсе не черные? – спросила она после, улегшись у меня на животе.
Было уже часа два, не меньше. Казалось, мы нежились в постели, лаская друг друга, от силы полчаса, но на деле прошло целых три. Но мы все никак не могли насытиться друг другом. Я гладил Анну по спине кончиками пальцев, вырисовывая на коже круги.
– А кажутся черными, – заметил я. Во мраке, царящем в комнате, я попросту не мог различить ее волос – до того они были темные.
– Если присмотреться, то на ярком солнце видно, что они темно-коричневые.
Я притянул ее к себе, повыше, и обнял.
– Мне они нравятся, а уж как назвать этот цвет – не столь важно.
– А ты давно бреешься? – спросила она, устроившись у меня на груди. Мне представилось, как гулко, должно быть, отдается у нее в ушах бешеный стук моего сердца.
Я провел рукой по коротко остриженным волосам.
– Брею голову всякий раз, когда нервничаю. Почему-то стоит только постричься – и становится легче.
Я почувствовал, как ее руки опустились мне на плечи, а пальцы цепко впились в кожу.
И поцеловал ее влажные горячие губы.
Еще не один месяц потом я находил у себя в постели длинные черные нити ее волос.
Городки наподобие Эшфорда наверняка есть в каждом графстве. Нескончаемая цепь круговых развязок. Цементные джунгли, раскинувшиеся в центре города, главная улица, которая змейкой бежит под гору, чтобы потом слиться с оживленным шоссе, универмаг с вывеской «все за фунт», будто реинкарнация бывшего «Вулвортса», пестрая вереница магазинчиков под стеклянной крышей, которую в конце восьмидесятых, торжественно перерезая ленточку на входе, наверняка величали по меньшей мере оплотом будущего.
Теоретически местечко вполне себе райское. Здесь есть и средние школы, и сетевой универмаг «Джон Льюис», и два кинотеатра, и пивоварня, и дизайнерский аутлет, и пригородные деревеньки – как, к примеру, Уай, – где цены на недвижимость взвинчены за счет легионов внедорожников, выстроившихся вдоль улиц, и групповых занятий йогой на открытом воздухе. Есть тут даже вокзал, с которого можно уехать на континент. Сел в поезд, а вышел уже в Париже.
Но, думаю, в реальности люди, переехав сюда, недоуменно чешут затылок. Пускай тут построили целых три «Макдоналдса» и «Чэмпниз-спа», городок кажется незавершенным, словно бы он еще не нашел себя. Новые районы процветают, а блочные многоэтажки шестидесятых ветшают, пытаясь привлечь к себе хоть чей-то интерес, но тщетно: даже градостроители и те не спешат отправить сюда свои бульдозеры. Дизайнерский аутлет собирает толпу, но расплачиваться за это приходится главной улице, протянувшейся в полумиле отсюда и задушенной кольцевой магистралью на четыре полосы.