Как и в прошлый раз, Алексей снимет туфли и носки, и почти бежит по сыпучему песку, отталкиваясь для ускорения руками от стен на поворотах. Бежит он недолго. Вскоре молодой человек видит то же, что и в прошлый раз: шезлонг у моря, пару банок пива. Но теперь возле шезлонга стоит девушка из холла первого этажа. Настя. Она уже не выглядит такой строгой, как там, внизу, когда они с Петром пытались у неё выведать — куда делись их девушки.
Она стоит, улыбается, и в её улыбке нет джокондовской загадки. Она улыбается простой, милой улыбкой, как обычно улыбаются старым знакомым. Молодой человек обращает внимание, что с её груди исчез бейджик.
— Настя? — удивленно спрашивает он. — Мы сейчас с тобой виделись внизу. Ты на каком лифте приехала?
— На служебном, — не прекращая улыбаться, произносит Настя.
— На служебном?
Он не слышал о существовании служебного лифта за всё время своей работы в бизнес-центре.
— Да, на служебном! — подтверждает Настя, заметив его удивление. — Не хочешь спросить, зачем я здесь?
— Хочу! — сознаётся Алексей.
— Тебе предстоит небольшое купание, легкое, можешь зайти по колена…
— Я не могу купаться — упрямо возражает он, — у меня нет времени!
— Тебе придется. Без этого ты отсюда не выйдешь.
— Правда? — Алексей хочет выругаться и повернуть назад, но вовремя вспоминает о лифте, о светящихся красным замкнувших кнопках. Его, точно, отсюда не выпустят!
Кто эти люди? Как они смеют распоряжаться им, его временем! Яростный гнев охватывает его, и он со всей силы пинает ногой шезлонг. Легкий деревянный шезлонг летит прямо в море, в набегавшие мелкие волны и начинает плескаться в них, как уставший купальщик, которому не хватило сил подняться.
— Ну что вы надели! — с укоризной произносит Настя, — теперь придется его доставать.
Гнев Алексея уже остыл.
Причем тут эта девушка, причем тут шезлонг? Чего он распинался, как взбесившийся слон?
— Сейчас принесу, — говорит он, взяв себя в руки, — вы извините меня, но мне, правда, некогда здесь торчать! На работе полно дел…
Говоря это, он кладет ботинки на песок и идет к воде. Настя поощрительно улыбается. В этой девушке, определенно что-то есть. Нечто таинственное, загадочное. Ему кажется, что она им манипулирует, управляет его волей. Не открыто и явно, как гипнотизер, предложивший лечебные сеансы и не как жена, у которой муж под каблуком. Она как будто скрыто передаёт свои мысли, побуждая к действию, и Алексей улавливает, откликается на них.
Загадочная Настя заинтриговала его.
Подойдя к воде, он оглядывается и смотрит на девушку. Она все также поощрительно улыбается и даже производит легкое движение рукой, точно подталкивая молодого человека сделать следующий шаг.
«Сейчас я войду в воду и что-то случиться, — отрешенно, словно это не он, а кто-то другой за него, думает Алексей. — Что-то непременно произойдет! Не надо ходить. Надо остановиться, повернуть назад!»
Но он делает еще шаг вперед и чувствует пальцами ног мокрую влагу. Он шагает дальше, и теперь морская вода достигает его щиколоток, краев брюк. Алексей замер на какое-то мгновение, он застывает, почти не дыша. Однако вопреки его ожиданиям, ничего не происходит. Тогда он уже смелее нагибается к шезлонгу, пальцы ухватывают скользкие деревянные перекладины, касаются мокрой ткани и тут…
Он оглядывается вокруг. Пальцы левой руки сжимают не палки шезлонга, а деревянный борт яхты, а правой он касается не тряпки, натянутой на шезлонг, а влажной от соленого ветра парусины.
Он на яхте в открытом море и над его головой хлопает раскрытый парус.
Вокруг было сине.
Всё окрашено или в синее, или пестреет разными оттенками этого цвета. Темно-синий ультрамарин выстилает слоями морское дно, а спокойный кобальт, переходящий местами в светло-лазурный цвет, в художественном беспорядке смешивается на волнах, словно краски на полотне сумасшедшего художника-импрессиониста.
Защищая глаза от солнца, Алексей прикладывает козырьком руку ко лбу, чтобы лучше рассмотреть побережье.
Он видит голубевшие вдали зеленые горы, скрытые полупрозрачной сизой дымкой. Солнечный свет, отражаясь от волн, падает голубоватым отсветом на облака. В минуты, когда они закрывают солнце, кажется, что и желтое светило приобретает голубой оттенок.
Вокруг Алексея плавает множество яхт с неестественно белыми парусами, которые не окрашиваются в голубое. Он не понимает, отчего, но факт остаётся фактом: всё вокруг кажется синим, а паруса белыми. Не окрашиваются в голубое и оранжевые спасательные жилеты, в которых мимо него проходят яхтсмены на своих быстрых судах.
На нем тоже оранжевый жилет. Его посещает мысль, что он странно в нем выглядит и так же странно смотрятся яхтсмены в этих спасательных куртках, потому что они не участвуют в регате, а лишь ходят под парусами в свое удовольствие. Можно сказать, просто катаются.
Так и запоминается ему картина этого дня: ярко-белые мазки парусов на синем фоне вскипающих волн, оранжевые яхтсмены, улыбающиеся, машущие издалека. И еще: резкий крик летающих над головой чаек, перемежающийся хлопаньем паруса и скрипом натянутых канатов…
Он направляет яхту ближе к берегу. Издалека ему кажется, что побережье напоминает юг Франции — Ниццу или мыс Антиб, а может и княжество Монако. Но подплывая ближе, Алексею уже стало казаться, что это гористое побережье Испании.
Он проплывает мимо нескольких живописных селений, приютившихся на склонах невысоких гор, и разукрасивших берег мозаикой разноцветных черепичных крыш. В небольших уютных бухтах покачиваются яхты, владельцы которых еще не выходили в море. Яхт было много и потому причалы-марины напоминали густо разросшийся бамбуковый лес, внезапно утративший листву после урагана. Теперь этот лес вздымал вверх деревянные пальцы мачт, будто взывая к осторожности.
На одной из небольших возвышенностей он замечает маленькую фигурку с мольбертом. Это художница. Поставив холст на мольберт, она рисует море, и Алексей даже представляет на миг её лицо — лицо до того неведомой девушки.
Фантазия рисует разные картины, однако никак не может придать правдоподобия её чертам. В придуманном лице не хватало законченности, определённости. Словно перед ним был портретный набросок, на который осталось нанести несколько завершающих штрихов, но рука не поднимается их сделать.
Всё же, совершив определенное усилие над собой, он представляет её: бронзовое от загара лицо, сверкающие синевой глаза. Сильный ветер, гуляющий по плато, где стоит художница, треплет её волосы, мешает рисовать. Поэтому на голове её белая кепка-бейсболка, из-под которой выбиваются завитые в мелкие колечки соломенные волосы. Она сосредоточенно, закусив нижнюю губу, выписывает темно-голубые волны, белые барашки на гребнях, яхты, превращающиеся на её полотне в маленькие точки с белыми хвостиками. Яхтсменов на них не разглядеть.
Но одну яхту она рисует крупно, в увеличенном масштабе, и здесь уже виден яхтсмен. Он стоит на корме, держится за толстый канат. Его оранжевый жилет хранит на себе следы соленых брызг, временами окатывающих яхту с верхушки мачты до бортов. У этого яхтсмена должно быть нарисовано его лицо.
Так хочется Алексею. Непременно его лицо, ведь именно он сейчас проплывает мимо художницы.
Но потом ему представляется, что лицо яхтсмена на этой картине не разобрать. Оно расплывчато, смазано брызгами морской воды и скоростью летящей по волнам яхты. Лицо его стерто, потому что не соответствует концепции картины, на которой нет четких деталей, нет определенности. Картина размыта как сама жизнь.
Тем не менее, ему хочется, чтобы там, на картине незнакомой художницы его лицо всё-таки было.
Он огибает небольшой мыс, на котором рисует маринистка. Алексей был бы не прочь помахать ей рукой, поздороваться. Но в последний момент возникает сомнение: увидит ли она с такого расстояния, что он подает ей какие-то знаки? Нет. Вряд ли!
И Алексей плывет дальше.
Плыть для него это настоящее наслаждение. Плыть и слушать глубинное пение моря, посвист дерзкого ветра, чувствовать соль на губах. Он молод и бодр и жизнь прекрасна, как прекрасно всё, что окружает его.