Показались Старшой со старостой. Грязный на цепи снова замычал, попытался вырваться. Толпа в страхе отшатнулась. Один из Братьев держал цепь, второй мечом не подпускал страшилу ближе.
– Стой! Нельзя! – крикнул Старшой. – Отпусти цепь.
– Он немой. – Приглаживающий одежду пленник встал между ним и закованным. – Хотел колдуна убить, вот тот его на цепи и держал. Года два уже.
– А вы откуда? – Командир спокойно подошел к ним.
– Я с севера, с островов, Рыбаком зовут; в порту проигрался по пьяни в карты, вот в рабах пятый год и брожу, а этого, – он кивнул на плачущего, – колдун за какие-то долги отрабатывать заставил. А Немой – это имя у него такое, настоящее не знаю, на Немого откликался – убить хотел гадину за какого-то родственника. Да в капкан попался, вот сидит на цепи. Колдун хотел его заколоть, все равно не работает.
– Рабства нет. – Старшой убрал меч. – Долги долгами, а на цепи людей держать нельзя.
Он шагнул к Немому, тот выпрямился перед ним.
– Понимаешь меня?
Тот кивнул.
– Вы все свободны, сейчас тебя раскуют. Староста, где ваш кузнец? – Он снова повернулся к Немому: – Понимаешь меня?
Немой снова замычал, затряс цепью, стал показывать на дом колдуна, на меч, пытаясь что-то сказать командиру.
– Да-да, я понял тебя, не волнуйся: колдуна казнили.
Пленники охнули. Немой сжал кулаки, постоял неподвижно и опять начал руками показывать Старшому.
– Я, – ответил ему он, по-видимому поняв его вопрос. – Ты свободен, я его казнил. Тихий, Лиса – подводы сюда. Грузим запасы колдуна. Староста разрешает. Разрешаешь, староста? Ты где?
Бородатый замахал руками в знак согласия.
– Значит, так, – продолжал Старшой. – Провиант – нам, деньги, там немного – поделить между этими тремя, за их муки. Одежду тоже пусть возьмут какую надо. Дом с хозяйством отдать той женщине с ребенком. Обманете – накажу. Остальные деньги у него где-то закопаны. Ищите.
– Что вы, что вы, – забасил староста, – все так и сделаем. Мужики, помогайте грузить. Бабы, воды принесите, этого беднягу ополоснуть. Да, этих убирайте, – махнул он рукой в сторону валяющихся на улице помощников колдуна. – А с ним что делать, уважаемый? – снова обратился он к Старшому.
– Пусть повисит три дня, поколдует. Воро́н порадует.
– Как зовут вас, уважаемый?
– Старшой.
13 моха 317 года. Вечер. Бугры, Северная дорога. Лиса
Так все и было. Приехали в лагерь. И деньги обратно привезли, и полные телеги.
– Как бы нам это боком не вышло, – нахмурился Второй после нашего рассказа. – Пустили ста́ршим… А вы где были?! – набросился он на меня с Тихим.
– Я был командиром, мне и отвечать, – встрял Старшой. – Я считаю, что все сделал правильно. Мы должны наводить порядок. Если хотим быть в авторитете у людей, а не у бандитов.
– Должны, должны… Никому мы были не должны, – продолжал кипятиться Второй. – Что будем делать, Старшина?
Тот морщил нос, ничего не говоря.
В палатку вошел Сержант.
– Приехали местные из Руши. – Он глянул на нас. Я, Старшой и Тихий стояли в углу.
– Началось, – вскочил Второй, – что им надо? Много?
– Две подводы. Привезли шесть бочек «шикшовки». Бесплатно. Сказали – подарок. Еще, говорят, вашему старшему вот это передайте, – Сержант поставил перед Старшиной выпачканный в земле горшок, судя по весу, набитый деньгами. – Сказали – ваша доля.
Второй со Старшиной переглянулись.
– И еще вот это. – Сержант развернул тряпку, в которой оказались красивые ножны и явно очень хороший и дорогой меч.
– Кхм, – развеселился Старшина, – это не мне. Это вот ему, – махнул он рукой в сторону Старшого. – Я же говорил, что он должен уметь торговаться!
Все засмеялись.
– Еще не все, – продолжил Сержант, – с ними двое пришли. Один тощий, просится в отряд. Рыбаком зовут. Второй – немой, он вроде нашего Старшого ищет.
25 моха 317 года. День. Центральный тракт. Глаз
«Почему, почему… Откуда я знаю, почему у меня один глаз серый, а второй карий? Мама неизвестная таким родила. Вот и маюсь всю жизнь…» Стер с клинка кровь.
– Кому еще мои глаза не нравятся? – осмотрел притихшую таверну. Положил меч перед собой на стол. Почесал шею, вытащил второй клинок, положил рядом. Внизу булькнуло еще раз, ноги балабола подергались, и он затих. Его дружок завороженно смотрел, как я вытаскиваю оба кинжала и присоединяю к мечам. Затем наступил черед ножа из сапога и стилета из карманчика на левом плече. Их можно и воткнуть в стол, они для этого и предназначены. Многие лопухи не знают, что одним клинком надо рубить, вторым резать, а что-то можно и втыкать. Сколько раз я видел, как хороший клинок в плохих (а после этого мертвых) руках застревал в живой плоти или ломался о кость или изнанку кольчуги. А они его еще выдернуть пытались. Тут просто: завяз он или сломался – брось его, возьми другой. Поэтому острых железяк при себе должно быть много. Очень много.
Ну все доставать не буду, нечего остальное показывать. Еще раз осмотрел зал. Два вооруженных стражника сделали вид, что их интересует только пиво. Компания местных притихла за центральным столом.
– Все? Никому больше ничего объяснять не нужно? Хозяин, сколько с меня? И где мое жаркое? И рома еще! – Не люблю алкоголь, но пусть думают, что пью. Сдвинул железо в сторону, но под правую руку. – Ты, забери отсюда эту падаль.
Дружок отъехавшего потащил тело из-под стола. Ему быстро помогли.
Достали уже. Почему, почему… Надо, наверное, зачем-то. И женщинам нравится. Заснула, говорит, вечером с правого бока с голубоглазым, проснулась с другим мужчиной. Шутка.
Сколько драк в детстве из-за глаз было… И мечом поэтому научился владеть, чтобы сразу – чпок! и все, следующий…
Сделал вид, что пью, пополоскал рот; сделал вид, что водой запиваю, туда и выплюнул; зажевал. Хотя напрасно. Не похожи местные на мстителей. Жру мясо.
Дверь, скрипнув, отворилась. Вошли еще четверо. Пока все на них смотрели, выплеснул ром из кружки, поднес уже пустую ко рту, подергал кадыком. Один из четверки осмотрел зал, след крови, ведущий к моему столу. Подошел, сел.
Глянул на него, не переставая резать мясо.
– Не вы ли, уважаемый, будете по имени Глаз? – Говоривший коротко обернулся к трактирщику – оттуда уже несли кружку. Остальная троица уселась за соседним столом, выгнав оттуда каких-то работяг. Стражники через стол стали расплачиваться, намереваясь уходить. Правильно: «Зачем нам проблемы?» – девиз всех стражников всех времен и стран.
– Да, я. – Жаркое оказалось неплохим. Попробуй накормить тут падалью: прирежут сразу. Весело.
– Я думал, что вы, уважаемый… что вы будете держать себя поскромнее и неприметнее. – Говоривший отхлебнул пива и откинулся на спинку. Высокий, почти как я, широкоплечий, но какой-то бледный и заморенный. Камзол хороший, под ним пластинчатый панцирь. Тройка сопровождающих одета победнее, но вся обвешана оружием. Дерьмовым оружием. Интересно, как вон тот вислоухий будет размахивать парными клинками в такой кирасе – там же руки вместе не поднять… А у краснорожего рукоять явно не под его ладонь, при сильном ударе или блоке выскочит из руки, клянусь контулукской дохлой мышью. Третьего видел плохо: если что, с него и начну.
– А мне, уважаемый, плевать на то, что вы думаете. Я веду себя так, как считаю нужным.
Бледный дернул плечами.
– Может, мне надо было пригласить другого человека, – как будто бы сам с собой.
– Это ваше право, уважаемый. Мне на это тоже плевать. Не думаю, правда, что теперь кто-то придет к вам, если мы не договоримся.
– Вы мне угрожаете? – Он снова дернул плечами. Чего ты так нервничаешь?
– Нет, мне этого не надо, уважаемый. И скажите вашему бойцу, чтобы убрал арбалет. Пока он будет его поднимать, я все равно успею проткнуть вам горло, а потом, прикрывшись вашим бледным трупом, порежу и их.