Закрыл глаза, и сразу череда сентиментальных картинок… Мне, наверное, лет шесть. Бесконечная беготня большой компанией ребят по частному сектору, среди маленьких домов, кривых улочек, утопающих в зелени, ярких ароматах и свежести густых садов. Малина, смородина, яблоки, груши, абрикосы, клубника… Сходит одно, поспевает другое. И мы — ни минуты на месте. Походы, приключения и, конечно, незабываемые детские «сражения», навеянные просмотром рыцарских фильмов. Эти «битвы» на «дрынах» из сорняка, наверное, самое любимое наше занятие. При сильных ударах импровизированные мечи разлетались вдребезги с сочными брызгами и ошметками кожуры. Отдельной радостью была подготовка к этим сражениям: мастерить щиты из больших кастрюльных крышек, разукрашивать их боевыми узорами и, конечно, добывать возле болота самые крупные сорняки и стараться сберечь их до «сражения». И шлем, сделанный из горшка, изнутри набитый ватой, как обязательный атрибут средневекового рыцаря.
Сразу новый кадр: зима, снега до окон вторых этажей, крутые, накатанные до блеска горки, постоянно летящие во все стороны снежки, только успевай уклоняться, огромные крепости с множеством входов и даже небольшие тоннели в сугробах. Прилипший к соседской металлической калитке язык — и слезы любопытного малыша от страха, что так и буду стоять здесь до весны. Санки, спина отца, он тащит лямки, мои ноги в черных валенках, варежки на резинке волочатся рядом, как маленькие собачки на веревке.
Еще кручу воспоминаний колесо. И вижу детский сад. Все сидят за столиками в трусах и майках, мусолят кашу. А после — рядами стоящие раскладушки со спящими детьми и точно, как тогда казалось, невероятно долгий, «тихий час». И праздник помню. Толстая тетя играет на пианино и громко поет. Родители большой толпой стоят в углу зала, а мы бегаем с куклами в руках наперегонки, рассаживая их по стульям. Главное — обогнать мальчика, бегущего рядом, чтобы мама тобой гордилась. Следующий кадр: солнечное утро, просыпаюсь на кресле-кровати, моем уютном лежбище. Завтрак — хлеб с вареньем. Сборы родителей на работу. Потом автобус битком, все сильно толкаются. Смотреть на дорогу мешает поручень — когда я вырасту, будет точно удобнее, но сейчас, держась за него двумя руками, я просто подпрыгиваю, выхватывая картинки за окном.
Новый яркий момент. Точно семь лет. Иду в школу с новым ранцем, он синий с большими красными буквами. Костюм с нашивкой на плече и натертые до блеска черные туфли. Учебный класс с нарядными детьми, волнение от первых вопросов учителя и радость до красных щек, если ответил правильно. Отдельным каскадом из памяти идут выходные. Песни за большим столом, поют все, и даже дед хрипой вытягивает куплеты сначала про коня, а потом и про дивчину, что парня полюбила. Еще воспоминание: побег из дома, весь день на речке. Это, наверное, мой первый взрослый поступок, раз он врезался в память. Яркая вспышка. Поездка на море с мамой. Мелькание за окном, огромный мир нового. Бесконечные зелено-желтые поля из окна поезда. Но как ни старался, самого моря в памяти нет, помню только машинку с большой антенной, и мы с мамой движемся по кругу, а в нас врезаются другие такие же. Люди в них смеются, а я плачу: «Гады, не трогайте нашу». Обратный путь, в вагоне, большой таз винограда, сладкого невероятно.
Лет около двенадцати. Тяжело определять возраст по моментам из памяти, к ним ведь календарь не прилагается. Даже сейчас, спустя годы, меняется цвет воспоминаний. До этого он был как будто голубой и желтый, а теперь все ближе к серому, что ли. Родителям зарплату перестали платить, мама часто по ночам плачет на кухне. Все кричат «перестройка», и никто не знает, что будет дальше. Я тоже напуган общей суетой и витающим в воздухе напряжением. Нет в памяти четких отрывков реальности, сплошное месиво серости и тревоги. Помню точно период каждодневных страшных снов, бессвязных, разрозненных событий, но утреннее пробуждение и только осадок горечи. Но был один, и ужасы ушли — как к «бабушке сводили». Его запомнил хорошо. Зал, темный и большой, невнятный свет. Взгляд выхватывает край стены напротив меня, от тишины звенит в ушах, и кажется, что пола нет, настолько он черен. Боюсь пошевелиться и дышать. В руках предмет, напоминает гладкий крупный камень, на ощупь невероятно холодный и абсолютно черный. В моих светлых ладошках он кажется скорее частью темного мира, окружающего меня, чем каким-то отдельным предметом. Окутывающий страх, я говорю сначала про себя, потом уж вслух, моля о помощи: «Пожалуйста, не надо». И вдруг на кончике предмет тот загорелся. Огонек стал очень ярок, а чернота ушла, открыв и стены белые, и пол. Картины расписные вокруг, красиво все невероятно. На душе тепло и радостно, что нет больше этой тьмы и страха нет. Опускаю взгляд на руки, при свете тот предмет — свеча. Только цвет не поменялся, на черном теле яркий свет. Как будто тут союз добра и зла. Я очень тихо говорю: «Хочу домой». И сразу просыпаюсь.