— Ты не уходишь? – спросил Мануэль, кидая на пол сумку. – Хочешь, я могу остаться, вместе попоем?
В дверном проеме появилась голова Флавьена. Нетерпение читалось в его глазах и в том, как быстро он заговорил:
— Ну что, вы не пойдете? Меня там Илена ждет, я тогда побежал.
— Да, мы остаемся. Илене привет, — ответила я и встала, бросив Мануэлю. – Сейчас вернусь, пить хочу, умираю.
Я отправилась в гримерку. Не все еще разошлись, и Ксения сидела с двумя девушками и что-то оживленно обсуждала. Увидев меня, она искренне обрадовалась:
— Талья, ну как первый день? – спросила она по-французски, чтобы остальные тоже понимали нас.
— Хорошо, — честно ответила я. – Пока не жалуюсь.
Я взяла бутылку воды и уже хотела выйти, но Ксения остановила меня:
— А ты домой не идешь? Я видела, Эдвард с Оливией уже ушли, и подумала, что мы вместе можем пойти поужинать. Было бы здорово.
— Прости, давай завтра, — я покачала головой и добавила. – Мануэль предложил порепетировать вместе, так что мы задержимся.
На лице девушек мелькнуло удивление, быстро сменившееся улыбкой. Они захихикали, а одна из них сказала:
— Предложил порепетировать? Смотри, будь осторожна. Никогда не слышала, чтобы этот ловелас с кем-то мог нормально репетировать.
— Я буду очень осторожна, — посмеялась я вместе с ними и вышла.
За последние несколько часов я столько раз слышала предостережения в адрес Мануэля, что не могла не обратить на это внимания. В голове проносились образы, мысли. Я вспомнила, сколько раз сидела рядом с этим человеком, была наедине, и ни разу он не позволил себе хоть короткое поползновение в мою сторону. Никогда и ни с кем я не была настолько спокойна и уверена в безопасности, как рядом с ним. Я вспомнила его фразу на сцене во время знакомства с труппой и взгляд, с которым он посмотрел тогда на меня. Со стороны это казалось шуткой, игрой, но его глаза не смеялись. Это был самый серьезный и честный взгляд, просящий не верить никому и никого не слушать.
Подходя к двери репетиционного зала, я услышала музыку. Открыв дверь, я увидела, что Мануэль уже снял куртку, которая теперь была брошена рядом с сумкой прямо на полу, и напевал одну из песен. Я присоединилась к нему. Петь с ним было одно удовольствие. Он не вел себя как учитель, не поправлял мои ошибки. Казалось, он их вообще не замечал, полностью поглощенный музыкой. Если у меня что-то не получалось, и я просила совета, он легко и непринужденно показывал, как лучше сделать. Но сам не лез ко мне, и это было приятно, позволяло прочувствовать настроение и давало возможность следовать за мелодией, уносясь с ней куда-то в прошлое.
Прошел час, прежде чем мы остановились. В горле опять пересохло. Взяв бутылку и сделав пару глотков, я спросила:
— Тебе еще не надоело? Весь день же поешь.
— Как мне может надоесть? Я этим живу, музыкой, песнями, — он счастливо улыбнулся. – Мне же не может надоесть дышать.
На этом было решено закончить и пойти куда-нибудь поужинать. Мы оба не ели ничего с утра, с завтрака в моем теперь уже бывшем отеле, поэтому были очень голодны. Быстро переодевшись, мы вышли из театра. На улице заметно похолодало. Вечерами зима особенно давала о себе знать. Я поежилась, стараясь глубже закутаться в свою совсем не зимнюю курточку. Мануэль сделал тоже самое. Даже меховой воротник не спасал его от порывов морозного ветра. Но каково было мое удивление, когда даже в такую погоду я увидела у театра толпу девушек, ожидавших своего кумира.
— Прости, я быстро, — бросил мне Мануэль.
Все с той же привлекательной улыбкой на лице, которую не смог прогнать даже холод, он направился к своим поклонницам. Девушки завизжали от восторга, вмиг забыв о морозе и долгом ожидании. Наконец, они могли увидеть и дотронуться до своей звезды. Глядя на их замерзшие руки, сжимавшие блокнотики и картинки для автографов, мне стало жаль их. Я почувствовала свою вину, потому что Мануэль задержался со мной, заставив ждать этих девочек так долго. Но теперь взаимная любовь артиста и его поклонниц как будто согревала все вокруг, и промозглый ветер уже не казался таким ледяным. Когда, наконец, поток желающих взять автограф и сделать фото на память иссяк, он вернулся ко мне. Мы снова зашагали рядом по опустевшей улице, и я сказала:
— Если в следующий раз захочешь задержаться со мной, сначала сходи, пообщайся с поклонницами, а то их ряды скоро резко опустеют. Ты всех заморозишь, — он улыбнулся моим словам, но согласно кивнул.
Кутаясь и прячась от ветра, мы отправились в кафе рядом с нашим отелем. Там было тепло и уютно. Это напомнило мне одно место в Москве, где я любила бывать с подругами, еще будучи подростком. Глядя в окно, за которым всё сильнее буйствовала непогода, я предалась воспоминаниям, на минуту позабыв, где нахожусь. Казалось, Мануэль тоже о чем-то задумался. По крайней мере, он также смотрел в окно, следя глазами за проезжающими мимо машинами. Мы так и ели, не проронив ни слова. В другом месте и с другим мужчиной, я бы чувствовала себя неловко, но сейчас молчание воспринималось не как отсутствие тем для разговора, а как непринужденная пауза в беседе длиною в жизнь. От подобных сравнений мне стало не по себе. Чтобы не загонять себя этими мыслями, я завела разговор о спектакле. Мануэль как будто только этого и ждал, охотно поддержав тему. За кофе, который в столь поздний час кому-то мог показаться не самым удачным напитком, мы проговорили еще долгое время. Потом он проводил меня до номера и, пожелав спокойной ночи, ушел. Я стояла, глядя ему вслед. На мое предложение зайти он ответил отказом. Теперь я пыталась понять свои чувства. Позвав его просто из вежливости, я должна была быть рада, что он не принял приглашение. Но почему тогда в душе царила странная смесь из сожаления и разочарования? Мне нравилось общаться с этим мужчиной. Он один здесь и сейчас был хоть сколько-то близок мне. На ум снова пришли слова Флавьена, Дейва и девочек. Может быть, именно об этом предупреждали меня, стараясь уберечь? Нет, это слишком абсурдно. Не думая больше ни о чем, я скрылась за дверью своего нового жилища.
Следующие две недели слились для меня в одно серое пятно. Сколько я пела и танцевала тогда, столько я не пахала больше никогда. Зачастую приходя в театр раньше всех, я покидала его последней. И обычно в компании Мануэля. Он всегда был рядом, помогал и поддерживал, не требуя ничего взамен. Эдвард и Оливия в то время стали для меня ближе мамы с папой. Проводя в их компании по восемь, а то и десять часов, я уже не представляла, что однажды приду сюда не для репетиций с ними, а для выступлений на сцене. Кроме того, пару раз мастерством делился со мной сам Мелар. Несмотря на его улыбку и добродушный взгляд, я боялась и стеснялась его. Стараясь запомнить, чему он учил, я все же не могла побороть робость, которая охватывала меня наедине с ним и его восхитительным голосом. В итоге, он перестал заниматься со мной, сказав, что я сама правильно выбрала себе в наставники Мануэля, и лучше него меня никто не поймет и не научит. Мелар разделял уже почти ставшую всеобщей теорию нашей с Мануэлем похожести. При том, что она уже касалась не только внешности, но и внутренних качеств. Например, наше рвение к самосовершенствованию, граничащее с помешательством, и постоянные репетиции до позднего вечера были дикими даже по меркам Дейва, который всегда радел за трудолюбие.
Помимо Мелара со мной по убедительной просьбе режиссера репетировала и Мия. С ней нам предстояло петь вместе в самой постановке, поэтому увернуться от совместно проведенных часов на сцене у микрофона было невозможно. В такие моменты мне очень помогал Флавьен. Он играл нам на гитаре и тоже пел. Ощущая его присутствие всеми фибрами души, мне становилось спокойно, и время пролетало легко и с пользой. К моему удивлению, когда пришла пора встретиться на сцене и вместе исполнять песни с Мариэлой, моей ненавистной сестричкой по сюжету мюзикла, я обнаружила, что она не настолько уж самовлюбленная эгоистка. Хоть подругами мы и не стали, но в профессиональном плане сработались и спелись довольно легко. Немалое стремление помочь мне на творческом пути выказал Кристиан. Но от него толку не было совсем. Оставаясь с ним наедине, я слышала только какую-то чушь про мои недюжинные таланты. Это было лишним, и я практически перестала с ним контактировать. Только если в этом была острая необходимость, я обращалась к нему напрямую. Кристиан быстро понял, что со мной ему ничего не светит, и прекратил всяческие попытки.