— Когда-нибудь я расскажу тебе. Когда придет время.
— Вот тогда и я расскажу. Когда придет время.
С этими словами дверь за ним закрылась. Я слышала, как удаляются его шаги по коридору, а когда все стихло, взяла куртку и, одевшись, вышла на улицу. Мануэля, конечно, уже не было видно. Это и хорошо, потому что лицезреть его подружку мне не хотелось. Оставаться в одиночестве было грустно. Тяжелый груз, лежавший на душе, сегодня был особенно ощутим, и я не хотела провести этот вечер одна. Я решила позвонить Илене, с которой уже две недели не могла нормально встретиться, но ее телефон не отвечал. Больше у меня не было вариантов, и я побрела в сторону дома. Есть не хотелось. Никуда не заходя, я сразу поднялась к себе и чтобы заглушить давящее чувство одиночества, включила телевизор. Показывали какую-то мелодраму.
Я сидела, бездумно таращась в экран телевизора, и ненавидела себя за слабость. Сейчас, когда моя жизнь начала налаживаться, когда в ней появилось действительно стоящее занятие, которое очень нравилось мне, я не могла позволить себе хандрить из-за своих неудач на личном фронте. Я должна была выкинуть Андрея из головы, забыть, как ночной кошмар. Думая об этом, я вдруг задала себе вопрос. А так ли уж в моей нынешней грусти был виноват муж? Действительно ли из-за него я сейчас переживала? Копаясь в себе, в своих чувствах и мыслях, я все четче понимала, что сегодня мне очень не хотелось не оставаться одной, а оставаться без Мануэля. За две недели привыкнув к его почти постоянному обществу, я уже не представляла себе вечер без него. И надо было признать, что ужинать я не пошла, потому что без него мне был не мил и любимый уютный столик в кафе. Казалось, все прелести моей нынешней жизни не были бы таковыми, не будь рядом Мануэля с его лучезарной улыбкой и бездонными черными глазами. Почувствовав неописуемое желание заплакать, я уткнулась носом в подушку. Слезы хлынули из глаз. Я не сдерживала их, еще больше злясь на себя и свою глупую голову, забитую неизвестно чем. От усталости и плача разболелась голова. Не раздеваясь, я так и уснула на мокрой от слез подушке под звуки мелодрамы.
Сквозь сон услышав стук в дверь, я резко села на кровати и огляделась. Телевизор показывал уже не фильм, а какие-то помехи. Я не знала, сколько проспала, но судя по всему была глубокая ночь. В дверь снова постучали. Сонная, едва переставляя ноги, я побрела открывать. За дверью стоял Мануэль. Спросонья я еще туго соображала, поэтому просто жестом пригласила его войти, хотя в мозгу включилось что-то похожее на удивление.
— Я тебя разбудил? – он с сомнением оглядел меня с ног до головы.
— Да, смотрела кино и вырубилась, — объяснила я, подходя к большой зеркальной двери шкафа.
Конечно, вид у меня был еще тот. Одежда помялась. Длинные волосы растрепались и запутались. Под глазами залегли синяки то ли от слез, то ли от потекшего макияжа. Я перевела свой полубезумный взгляд на ночного гостя и спросила:
— А почему ты здесь? Уже покинул свою подругу? Как-то быстро.
Не дожидаясь приглашения от негостеприимной сонной хозяйки, Мануэль подошел к кровати и, недолго думая, фривольно развалился поперек нее, демонстрируя сильнейшую утомленность.
— Она обиделась на меня и ушла, — задумчиво протянул он, а потом посмотрел на меня, стараясь сдержать приступ смеха, вызванного моим странным видом.
— Чем же ты ее обидел? – спросила я, присев рядом на кровать.
Он лежал совсем близко, так что кончиками пальцев я ощущала легкое прикосновение его волос. Моей вечерней печали как ни бывало. Удивительно, но с возвращением этого человека, ко мне вернулись и покой, и самообладание. Он, не отводя взгляда, смотрел на меня. А я, совсем не заботясь, что выгляжу, может быть, ужасно, смотрела на него. В его глазах снова заплясали искорки, становясь с каждой секундой все ярче. Когда же он, наконец, ответил, его глаза уже почти горели.
— Я вспомнил наши репетиции и в самый ответственный момент назвал ее Талья, — он замолчал и теперь его взгляд сделался очень внимательным.
— Все-таки с тобой что-то не в порядке, раз ты в самые ответственные моменты думаешь о репетициях, — в ответ поддела я, пораженная до глубины души его словами.
Он подвинулся, и я легла рядом с ним, положив голову на подушку. Глаза слипались, очень хотелось спать. Он последовал моему примеру и лег на другую подушку рядом. Он так ни разу не отвёл взгляд, и мне вдруг стало неуютно.
— Талья, можно я посплю сегодня у тебя? У меня в комнате кошмар, что делается.
— Что? Неужто завелись клопы? — понимающе кивнула я, сдерживая улыбку.
— Можно и так сказать. Хотя, скорее саранча, — я удивленно подняла брови, а он продолжал. – Моя подруга перед уходом устроила сцену ревности, разнеся комнату практически на части.
— Сцену ревности? – я удивилась еще больше и заинтересовалась еще сильнее. – Значит, у вас все было вполне серьезно? Или она просто истеричка?
— Не то чтобы серьезно, но мы давно уже знаем друг друга. Я расскажу тебе когда-нибудь потом, когда ты расскажешь мне свою историю, — ехидно проговорил он, припомнив наш вечерний разговор.
— Моя история совсем неинтересная, поверь, — грустно улыбнулась я, подумав об Андрее.
— Мне будет интересно, — его лицо вмиг сделалось серьезным.
— Если хочешь, оставайся. Только не двигайся ко мне слишком близко, а то по утрам я не всегда адекватна в своих желаниях, особенно, если рядом кто-то есть, — перевела я тему и предупредила его, вспоминая последнюю ночь в отеле с Иленой и Флавьеном, когда утром приняла Мануэля за своего мужа.
Умывшись и переодев майку и шорты, которые служили мне пижамой, я вернулась в комнату.
— Прими ванну, если хочешь, — предложила я Мануэлю, ложась под мягкое одеяло. – И не смотри на меня так! Ты недавно был в постели с какой-то женщиной, так что это предложение только из соображений гигиены.
— Не думал, что тебя так заботят женщины в моей постели, — медленно изрек он, пытаясь меня задеть, но сделать это было практически невозможно.
— Меня заботят мужчины, которые собираются ночевать в моей постели, — без тени смущения ответила я. – Хотя можешь спать на полу, мне все равно.
Он все-таки ушел в ванную, а я выключила свет и легла. Глаза моментально закрылись, и я уже почти видела цветной сон, как громкие шаги бесцеремонно прервали его, а затем тело с шумом плюхнулось рядом со мной на кровать. Меня всегда поражала неспособность мужчин тихо передвигаться, да и вообще не шуметь. Этим страдали мой отец, мой дед, мой муж. Но еще больше меня удивляло, как быстро я, живя одна всего две недели, отвыкла от посторонних шумов.
— Мануэль, ты слон! – простонала я. – Сейчас пойдешь обратно в свой клоповник!
— Прости, я опять тебя разбудил?
Кажется, в его голосе слышалось раскаяние. Я недовольно глянула на него и, буркнув, чтоб спал, рухнула обратно на подушку. Но сон, так неосторожно прерванный, не спешил возвращаться. Подождав несколько минут и осознав, что теперь мне не уснуть, я повернулась к лежащему рядом мужчине. В темноте его светлые волосы казались почти черными. Глаза были закрыты, лицо не выражало никаких эмоций, кроме полного спокойствия. Судя по тихому дыханию, он вырубился так же быстро, как и я полчаса назад. Но все же я решила попытать удачу:
— Мануэль, ты спишь, — тихо позвала я.
Он тут же открыл свои большие глаза, в которых не было и намека на сон.
— Нет, не сплю, — прошептал он в ответ.
— Почему? – задала я самый глупый из вопросов, какой только мог родиться сейчас в моей голове.
— Не люблю спать в чужой постели.
— Мы с тобой не совсем чужие, так что, значит, и постель тебе тоже не чужая, — размышляла я.
— Мы не чужие, но и не так близки, как могли бы быть, лежа в одной постели, и не в первый раз.
Я посмотрела на него с выражением удивления смешанного с несогласием, и он тут же добавил:
— Не бери в голову. А ты почему не спишь?
— Я боюсь, — честно призналась я. – Завтра мое первое настоящее выступление. Мне страшно.