— Талья! Талья! – она почти визжала. – Какое счастье! Красный день месяца! Он наступил! Мои новогодние желания уже исполняются! Я так счастлива!
Я засмеялась, понимая, чему так обрадовалась моя подруга. Я и сама когда-то бывала в подобной ситуации. Тут Илена, придя в себя от первой волны счастья, подозрительно оглядела нас двоих с головы до ног.
— А что это вы здесь делаете? – она принюхалась к запаху табачного дыма, и ее взгляд стал еще подозрительнее. – А говорили, не курят. Ну ладно, не буду вам мешать. Да и прохладно тут у вас.
Илена выскочила обратно в кухню и закрыла за собой дверь. Я взглядом проследила, пока она не скрылась в ванной. Оказавшись вне объятий Мануэля, я почувствовала себя очень неуютно. Сразу темнота стала пугающей и холодной, а крики людей во дворе не радостными, а неописуемо тревожными. Повинуясь какому-то безотчетному порыву, я шагнула к нему и обняла. Он, как и прежде, обвил меня руками. Мне снова стало тепло и спокойно.
— Ну вот, я все тебе рассказала, — вновь заговорила я. – Теперь твоя очередь.
Сигарета в руке истлела. Затушив ее в пепельнице, я прикурила новую. Мануэль сделал то же самое. Судя по тени, пробежавшей по его лицу, и ему нелегко давались разговоры на столь сокровенные темы. Но я ждала, не сводя с него глаз, и наконец он заговорил:
— У меня в Италии есть девушка, — он сделал паузу и мельком глянул на меня, оценивая реакцию, которой пока не было. – Мы вместе уже семь лет. По крайней мере, первые шесть лет это действительно так называлось – вместе. Потом мне повезло. Меня взяли на роль Моцарта. Она была очень рада за меня. И мы даже вместе переехали в Париж. Но все хорошее закончилось, как только отгремел первый спектакль. Толпы девушек, которых она сразу возненавидела, постоянно окружали меня. Однажды, вернувшись домой, она сообщила мне, что возвращается в Рим. Она модель. И ей предложили там долгосрочный контракт. Я не стал отговаривать ее, ведь она любит свою работу и тоже имеет право самореализоваться. Но она расценила мои действия, как будто я слишком легко ее отпустил. Последний год мы почти не видимся. И я совсем не уверен, что наши отношения еще живы, или что их можно вернуть. Особенно в свете последних событий…
Он замолчал. Внимательно выслушав, я подумала, что где-то недавно уже слышала нечто подобное. Вспомнился Флавьен и его вторая любовь, которая тоже не смогла смириться с его славой. Как же тяжело приходиться известным людям. Окруженные безмерной любовью с одной стороны, они вынуждены страдать от непонимания близких. Я взглянула на Мануэля, но он смотрел куда-то вдаль, а его мысли, казалось, были еще дальше. Представив нас со стороны, я горько улыбнулась. Мы стояли так близко друг к другу, и как не вязалась с этим наша тема разговора. Сколько же я не знала об этом человеке, казавшимся мне таким хорошим и понимающим другом. Оказалось, что ему самому нужна поддержка. Стараясь говорить безразлично, в его голосе проскальзывали нотки грусти и обиды. Я не хотела терзать его душевные раны, но не спросить не могла:
— Каких событий?
— Помнишь ту девушку, после свидания с которой я ночевал у тебя? – Он сделал паузу. – Это была она.
— Боже мой, это ужасно, — я сморщилась, вспомнив, почему именно Мануэль тогда оказался брошен. – Получается, я виновата в вашей ссоре.
— Ты не виновата, — улыбнулся он. – Я сам все испортил. В общем-то, как и всегда.
Он снова замолчал, но я еще не знала самого главного, поэтому спросила:
— Ты любишь ее? – мой голос прозвучал как-то сдавленно и тихо, чего я совсем не ожидала.
— Мне трудно судить об этом, — вздохнул он. – За последний год я столько ночей провел в одиночестве, пытаясь не думать о ней, что кажется, и правда начал забывать. А потом, когда она приехала, умудрился так обидеть ее. Хотя сам не пойму, жалею ли я об этом.
Он повернулся и посмотрел мне в глаза. Как будто от удара током я почувствовала, как все внутри меня задрожало. Рефлекторно пальцы сжались, схватив его за куртку. А потом земля совсем ушла из-под ног, потому что он поднял руку и провел по моему лицу, убирая выбившуюся из прически прядь волос. От прикосновения его прохладных пальцев и не в силах больше выдержать этот взгляд, я закрыла глаза и прижалась к его небритой немного колючей щеке. Он не отстранился и некоторое время вообще не двигался, а потом повернулся ко мне. Я уже почувствовала, как его губы касаются моих, как вдруг перед глазами возник образ Андрея. Глядя на меня своим холодным взглядом, он говорил: «Если ты не видишь, как он смотрит на тебя, мне его искренне жаль».
Я резко дернулась, вырвавшись из рук Мануэля, и зажмурилась, силясь прогнать видение. Что-то во мне щелкнуло и сломалось. Собрав всю силу воли, что еще осталась, я подняла голову и посмотрела на него.
— Нет, прости, я не могу. Так не должно быть, это неправильно.
Я бессвязно мямлила какие-то слова, но знала, что все это глупо и не нужно. В глазах Либерте на мгновение мелькнула, а может мне только так показалось, горечь разочарования, но потом его взгляд стал равнодушно отстраненным.
— Прости, я не хотел тебя обидеть, — не своим голосом произнес он.
— Нет, это я, я во всем виновата… Я лучше пойду.
Я развернулась и взялась за ручку двери, которая оказалась неожиданно холодной. Дверь уже открылась, когда Мануэль позвал меня, и я обернулась:
— Талья, прости еще раз. Обещаю, что не притронусь к тебе больше, пока ты сама об этом не попросишь, — он сделал паузу, и я кивнула. – Я знаю, настанет день, когда ты тоже этого захочешь.
Не имея ни сил, ни желания анализировать сказанное, я лишь отстраненно кивнула и поплелась в комнату, на ходу стягивая куртку. Илена и Флавьен уже спали на матрасе на полу. Не задумываясь больше ни о чем, я легла на диван. Усталость навалилась всей своей тяжестью, и как только я закрыла глаза, почти мгновенно провалилась в сон. Той ночью мне снились кошмары. Я брела по серому безжизненному полю. От ветра мне было холодно. От одиночества становилось страшно. Я искала, где согреться, но вокруг была лишь безжизненная пустыня. И вдруг среди этой безысходности я почувствовала, как две сильные руки сжали меня в объятиях. От этих нежных прикосновений стало тепло и спокойно. Видение пропало, уступив место приятному забытью.
Открыв глаза утром, я так и не смогла понять, где заканчивалась реальность и начинался сон. Объятия Мануэля казались такими настоящими, будто я ощущала их всего несколько минут назад. Но его уже не было в комнате, а из ванной слышался звук включенной воды.
Большую половину дня мы провели, посещая достопримечательности столицы. Я всячески старалась не смотреть на Мануэля, который в свою очередь тоже не стремился общаться со мной. За весь день напрямую ко мне он обратился лишь пару раз. При этом взгляд его черных глаз был спокойно безразличным. Мучаясь, что могла накануне обидеть его, я очень хотела поговорить, но его отчужденность пугала, и всякий раз я откладывала на потом.
По пути в аэропорт, мы заехали ко мне домой. Я не хотела там задерживаться и думала подняться в квартиру одной, но Илена настояла, что составит мне компанию. Мы снова, как и месяц назад, ехали в лифте, и Илена не смогла не заговорить об этом:
— Помнишь, как уезжали в Париж, и я расспрашивала тебя о Флавьене, — она улыбнулась своим воспоминаниям. – Кто бы мог тогда подумать, что так скоро мы снова вернемся сюда уже вместе.
Мы вышли из лифта, и я, гремя ключами, принялась открывать дверь. Все в комнатах было так, как я оставила месяц назад. За исключением разбитой чашки и еще какого-то мусора. Видимо, домработница продолжала исправно приходить и убираться. Порывшись в шкафу, я сложила в пакет кое-что из вещей и огляделась.
— Знаешь, после раздела имущества квартиру придется продать, — задумчиво произнесла я. – Ни я, ни Андрей не захотели оставить ее. А мне ужасно жаль. Здесь было столько хорошего. Не представляю, что кто-то другой будет ходить по этим комнатам.