Даже не представляя, насколько не прав, он ушел. Я хотела остановить его, попросить остаться, но не смогла. От неприкрытой злобы, звучащей в его голосе, мне стало не по себе. Я так и сидела, точно статуя, глядя в пустоту своей комнаты. Я снова осталась одна. Такое привычное состояние.
Чтобы хоть чем-то отвлечься, я убрала со стола. Потом переоделась, намазала больные ноги, выключила свет и легла в кровать. Я вертела в руках злополучный конверт. Ненавидя Андрея и проклиная себя за то, что когда-то связалась с ним, я бросила письмо в тумбочку, так и не распечатав. Не желая больше ни о чем думать, я закрыла глаза.
На следующий день я ковыляла на работу, немного прихрамывая. Из обуви мне было удобно только в кроссовках. И если не считать, что на улице за ночь намело снега, и теперь я шла по нему, замерзая, точно в домашних тапочках, то все было вполне сносно. Нестандартные методы лечения Мануэля принесли хорошие плоды. От водки я уснула как убитая, ни о чем не думая. А мазь действительно способствовала скорейшему заживлению. Будучи ему весьма признательна за помощь, я снова не знала, как мне вести себя с ним. Его поведение вчера вечером было настолько непредсказуемым и противоречивым, что вгоняло меня в ступор всякий раз, как я начинала думать о нем. В итоге я решила действовать по обстоятельствам.
А обстоятельства складывались так, что когда я уже сидела перед зеркалом, отдавшись в руки гримеру, ко мне подошел Дейв. Оказалось, Мануэль рассказал ему о моей проблеме, и режиссер разрешил мне выступать в танцевальных балетках — со сцены незаметно, а мне будет удобно. Это была хорошая новость, хотя я и удивилась заботе, которую продолжал проявлять Мануэль. Но окончательно в тупик меня поставил Флавьен.
Перед самым началом спектакля он подошел ко мне и без предисловий спросил.
— Что ты сделала с Либерте?
Я слегка опешила, но взяла себя в руки и почти спокойно переспросила.
— Прости, что?
— Да то, Талья, — он всплеснул руками. – Мануэль весь день какой-то странный. То молчит, то на всех огрызается без причины. Спрашиваю, что случилось, молчит. Может, ты мне объяснишь?
— А я могу? – искренне недоумевала я. – Это он, наверное, после поездки в Италию таким стал.
— Это он, наверное, провел вечер с тобой! – копируя мою интонацию, ответил Моран. – Днем он был вполне адекватен, пока я не оставил его перед дверью твоей гримерной! Скажи мне, что ты такое ему говоришь, если каждый раз, побыв с тобой наедине, он потом сам не свой?
Я смотрела в глаза Флавьена, полные непонимания и волнения за друга, но не могла ответить ничего вразумительного. Не говорить же ему, в каком замешательстве нахожусь сама со вчерашнего дня.
— Прости, я не знаю, что тебе сказать…
— Зато я знаю, что ты должна сказать ему, — он сделал акцент на последнем слове. – Я знаю, что произошло в Москве, и, поверь, если тебе все же дороги отношения с Мануэлем, ты должна быть с ним откровенна. Скажи ему все, что чувствуешь. Он очень этого ждет.
— Я так не думаю.
С этими словами я отвернулась и пошла куда-то в сторону, не видя ничего перед собой. Флавьен позади меня выругался. Видимо, он ожидал иного исхода разговора. Хотелось сесть где-нибудь в уголке, чтобы никто меня не видел, и хорошо обо всем подумать. Но пышное платье не давало сделать этого, да и спектакль должен был вот-вот начаться. Тем не менее, заставить себя не думать я не могла. Вспоминая поведение Мануэля и сопоставляя его со словами Морана, начинало казаться, будто я действительно действовала на Либерте неадекватно. Этому было лишь два объяснения. Либо он меня ненавидит, либо наоборот, относится слишком хорошо. Первое сразу отпадало, ведь в таком случае он не стал бы помогать мне. Оставался второй вариант, в который я бы ни за что в жизни не поверила. Мне было куда проще думать, что Мануэль страдает по своей итальянской подружке.
Спектакль начался, как всегда, под бурные овации зала. Откуда-то донесся крик режиссера.
— Либерте, быстро на сцену!
Точно ураган, мимо пронесся Мануэль, чуть не сбив меня и бросив на ходу:
— Как ты?
— Нормально, — рассеянно глядя на него, ответила я.
— Мануэль! – Дейв уже почти рычал.
Моцарт выбежал на сцену как раз вовремя. В принципе, это была их вечная борьба, режиссера и актера. Дейв всегда боялся, что Мануэль, в конце концов, не успеет, а Мануэль, как специально, каждый раз летел на сцену, за считанные секунды до своего выхода. Ничто не могло изменить этой пагубной привычки. Оставалось лишь смириться, но режиссер не мог. Думая об этом, я стояла, как в забытьи, из которого вскоре меня вывел приятный голос Мариэлы.
— Талья, ты как? Готова?
Она улыбалась. Я рассеянно посмотрела на нее и кивнула. Почему-то взгляд прилип к ее неестественно длинным накладным ресницам, будто раньше я никогда их не замечала. С минуту я бездумно смотрела на нее, но ее голос снова вернул меня к реальности.
— У тебя все в порядке? Ты какая-то странная сегодня. И Мануэль сам не свой, — в голосе слышалось неподдельное беспокойство, и я в который раз укорила себя, что плохо подумала об этой девушке в первую нашу встречу. Воистину, первое впечатление обманчиво. Мариэла оказалась очень милой и открытой, если познакомиться с ней ближе. – Вчера что-то случилось? Слухи ходят, будто вас видели. Это не мое дело, но мне, правда, больно смотреть на вас. Если я могу помочь…
Я не дала ей договорить, потому что вникла, наконец, в истинный смысл слов.
— Слухи? – я вся напряглась, вспоминая вчерашнюю сцену у театра. – Какие слухи?
— Якобы, вчера одна из артисток подвернула ногу, а Мануэль очень сильно ей помог. Я не люблю обсуждать подобное, и мне все равно, что произошло вчера. Просто, поверь, — она понизила голос, хотя в шуме идущего мюзикла было почти ничего не слышно. – Не все в театре обрадовались подобным слухам.
Я невольно поежилась, примерно представляя, кого Мариэла имела в виду. Хотя и помимо театра меня обеспокоило происходящее. Очень не хотелось быть объектом пересудов, не имеющих под собой никаких оснований. Или почти никаких.
— Так, сестрёнка, нам пора!
Я посмотрела на Мариэлу, которая на ближайшие два часа становилась моей сестрой, и вслед за ней шагнула в свет софитов. Всё, что происходило потом, слилось для меня в единый поток чувств, слов и действий. Увидев Мануэля на сцене, такого прекрасного, родного и одновременно далекого, я поняла, что мне больше не нужно притворяться, изображая влюбленную девушку. Я больше не играла. Я так чувствовала, не представляя, как не понимала этого раньше. С первой нашей встречи мое сердце постепенно отдавалось этому мужчине, чтобы теперь взорваться бурей эмоций на сцене рядом с ним.
Но всё когда-нибудь заканчивается. С нескрываемой грустью я наблюдала финальную сцену, где в очередной раз Мануэль умирал за своего героя. Но вот и она подошла к концу. Снова овации, и занавес закрылся. Все участники мюзикла, выдохнув, устремились за кулисы, и когда через несколько мгновений занавес вновь открыли, на ярко освещенную сцену под звуки финальной песни артисты начали выходить на поклон. Сначала дружно выбежали, раскланиваясь, танцоры, после чего встали по сторонам у кулис. Следом на поклон вышли актеры второго плана. Собрав все положенные аплодисменты, они присоединились к дружному ряду танцоров, освобождая проход для исполнителей главных ролей. Под несмолкающую музыку на сцену вышла первая пара – всегда серьезный и сдержанный Мелар вел за руку улыбающуюся Мию, исполняя при этом первый куплет финальной песни. За ними вышли Флавьен и Мариэла, на черед которых пришелся второй куплет. Зрители в зале одинаково хорошо приветствовали всех актеров, но эту парочку принимали особенно тепло. И они щедро платили публике той же монетой, улыбаясь и успевая даже позировать на фотокамеры. Но вот и они отошли немного назад, отдавая свое место заключительной паре — мне и Мануэлю.
Под мелодичный проигрыш я ступила ему навстречу. Сердце бешено забилось, как только наши взгляды встретились. Сделав несколько шагов, он протянул руку, и я крепко сжала ее. Почувствовав мое волнение, он улыбнулся и легкой, но уверенной поступью, повел меня к краю сцены, навстречу зрителям. Увидев нас, зал встал, разразившись бурными аплодисментами. От волнения и огромной энергии зрительской любви, а может быть от слишком близкого присутствия Мануэля, сердце упало, на мгновение остановившись, но забилось с новой силой, все быстрее и быстрее. Все, что произошло потом, длилось всего несколько секунд, но мне показалось вечностью. Боковым зрением я увидела, или скорее почувствовала, какое-то движение и повернула голову. И в этот момент губы Мануэля коснулись моих. От неожиданности я заморгала, не понимая, что произошло. Но заметив его растерянный взор и застенчивую улыбку, поняла, что он хотел поцеловать меня в щеку, но я не вовремя повернулась к нему. Мне стало смешно, и я улыбнулась. Он ответил мне тем же, и я сильнее сжала его руку. Это и послужило толчком, потому что он снова припал к моим губам с самым настоящим поцелуем, нежным и страстным одновременно. Он длился лишь секунду, и вот Мануэль уже отступил на шаг.