— Нас могут увидеть.
Мануэль сделал полшага назад, немного ослабив объятия.
— Ты права, — прошептал он в ответ, и его глаза хитро сощурились. – Пошли!
Взяв мою руку, он увлек меня за собой вверх по лестнице. Чтобы успеть за ним, пришлось почти бежать, но это было даже забавно. Стало особенно смешно, когда, будучи на втором этаже, мы услышали голоса где-то выше. Все еще не желая быть замеченными, мы метались по площадке, пока не спрятались за выступом стены, возле которого возвышалась широкая колонна. Теперь с лестницы нас было почти не разглядеть. Шаги приближались, и я уже могла узнать голоса Флавьена, Дейва и Мелара, обсуждавшие завтрашний спектакль. Вообразив их лица, если они увидят нас здесь, я тихо рассмеялась. Мануэль с осуждением посмотрел на меня, но на его лице сияла не менее заразительная улыбка. Он приложил палец к губам и сильнее прижался ко мне, отчего дыхание перехватило, а по телу побежали мурашки. Все же успокаивающие методы моего друга были весьма действенны. Я перестала смеяться как раз вовремя, потому что мимо протопали три пары ног, так и не заметив нас.
— Если завтра что-то пойдет не так, Альфред оторвет нам всем головы, уж поверьте! – донесся возбужденный голос режиссера, но я не приняла его слова близко к сердцу.
Куда ближе и волнительнее был тот, кто стоял рядом. Я чувствовала себя школьницей, скрывающей какую-то важную тайну, хотя и понимала, что стоит мне лишь захотеть, и всем станет известно о наших отношениях, слухи подтвердятся, и публика вздохнет с облегчением. Но ни я, ни Мануэль к этому не стремились. Нас устраивал тот ореол таинственности и романтичности, который мы сами себе создали.
Тем временем все стихло, и сильная рука снова сжала мою. Мы поднялись еще на один этаж и свернули в коридор. Я знала, куда он ведет, но никогда раньше не бывала здесь. Это был служебный выход на балкон. Мануэль толкнул дверь, и она легко открылась. Он все еще держал меня, и я послушно шла следом.
На высоком балконе, расположенном над большим зрительным залом, не было ни души. Пустые кресла смотрелись сиротливо, но я знала, что уже завтра здесь не будет свободных мест. Пройдя вдоль первого ряда, я провела рукой по гладкому дереву парапета и посмотрела на освещенную сцену. Там все еще шла репетиция. Эдвард и Дейв в сотый раз гоняли танцоров в каком-то мудреном танце. Их движения уже были отшлифованы и доведены до автоматизма, но режиссер должен был быть уверен во всем перед ответственным спектаклем. Для актеров эта экзекуция уже закончилась, но я на всякий случай спросила:
— А нас точно не хватятся?
— Не думаю. Нас уже достаточно погоняли, — усмехнулся Мануэль, усаживаясь на первую ступень прохода между рядами. – И потом, здесь мы это прекрасно услышим.
Он потянул меня за руку и усадил рядом с собой. Некоторое время мы молча наблюдали за ходом репетиции в полумраке балкона. Сцена отсюда казалась настолько маленькой, а фигурки людей такими крошечными, что я искренне посочувствовала зрителям. Тем временем Мануэль развернулся так, что смотрел на меня, и подвинулся ближе. Я не шелохнулась.
— Я давно хотел поговорить с тобой, но все не было возможности, — заговорил он и обнял меня, прижимая к себе. Он был так близко, что его губы слегка касались уха, и я чувствовала его теплое дыхание. – Я хочу, чтобы ты знала, ты очень много значишь для меня. С тех пор, как мы познакомились, я все время пытаюсь понять тебя, твои поступки, но получается с трудом. Помнишь ту первую ночь, когда мы сидели вдвоем в номере отеля?
Я едва заметно кивнула. Чувствуя, как его рука движется вверх и вниз по моей спине, я пыталась сосредоточиться на его словах.
— Я не буду говорить, что это любовь с первого взгляда, но мне было с тобой интересно и весело. Когда я ушел, то снова захотел вернуться. И когда увидел тебя в театре на кастинге, то понял, что хочу быть рядом, хочу узнать тебя. Потом мы стали общаться, но чем больше времени мы проводили вместе, тем больше я понимал, что между тобой и всем миром будто стоит огромная стена. Ты вся спрятана за ней, все чувства, эмоции она старательно оберегает от любого внешнего вмешательства. Лишь потом я узнал о твоей семейной драме, и это пролило луч света на темное царство, в котором я оказался рядом с тобой, не понимая тебя, — он продолжал говорить, его голос кружил голову, руки гладили волосы и плечи. Ни один мужчина в жизни не действовал на меня так опьяняюще. – А помнишь ночь в Москве?
Я снова кивнула. Конечно, я до мелочей помнила все, что тогда случилось. Слишком много нервов стоила мне та поездка. Мануэль тем временем продолжал:
— Когда ты оттолкнула меня на балконе, я уже был готов отступить и сдаться. Но потом, когда ты уснула, а я лежал рядом и слушал твое дыхание, ты вдруг позвала меня. Я даже не сразу понял, что ты говорила во сне. Но я был нужен тебе, и я был рядом, пока утром ты не открыла глаза. Я никогда не хотел давить на тебя. Ни тогда, ни сейчас.
Он сделал паузу, а я с удивлением и умиротворением поняла, что его объятия мне тогда не приснились, что близость любимого чувствовалась даже во сне.
— С тех пор я каждый день пытаюсь разобрать эту стену, которую ты старательно выстроила перед собой. Я пытаюсь разглядеть тебя, понять твои мысли и чувства, но чем больше я стремлюсь к этому, тем выше становится эта преграда. Может быть, мне и удалось сдвинуть всего один кирпичик, но я не перестаю верить, что однажды эта стена падёт. А пока я бы хотел попросить тебя кое о чем.
Он вновь замолчал, а его руки перестали блуждать по моему телу, и я смогла сосредоточиться. Повернув голову, мы внимательно посмотрели друг другу в глаза.
— Талья, — тихо позвал он. – Через месяц закончится мюзикл, и я хочу, чтобы ты поехала со мной в Италию.
Удивленная таким предложением, я повела бровью и лишь сейчас заметила, с каким напряжением вглядывался в меня Мануэль, каким нелегким был для него этот монолог. Не зная, что ответить, я ободряюще улыбнулась и тихо сказала:
— А знаешь, я ведь никогда не была в Италии.
Его глаза засветились от радости и восторга, и я тоже не смогла сдержать улыбку. Конечно, он расценил мой ответ, как согласие, но меня это устраивало, ведь в любой момент я могла отказаться, потому что ничего ему не обещала. Да и что плохого было в этой идее? Мне давно хотелось увидеть римский Колизей, а в компании такого гида особенно. Приятные мысли заполнили голову, и все еще улыбаясь, я прижалась к Мануэлю.
Не знаю, сколько прошло времени, пока мы так сидели. Когда репетиция закончилась и на сцене погас свет, стало совсем темно.
— Нам пора, если не хотим оказаться запертыми здесь до утра.
Мануэль встал, потянув меня за собой. В темноте я не могла видеть его лицо, но точно знала, что он был доволен. На этот раз никто не попался нам на лестнице, и мы беспрепятственно покинули театр через служебный вход.
На город опускались сумерки, зажигая уличные фонари. Апрельская дневная жара уже сменилась вечерней прохладой. Первый же порыв ветра пронзил до костей и заставил поежиться. Не задумываясь, я прильнула к Мануэлю, чтобы не застучать зубами по пути домой. Мы обогнули театр и вышли на тротуар, когда мне захотелось обернуться. Взглянув назад на парадные двери, я увидела толпу людей, в которой без труда разглядела артистов труппы. Они, уставшие после нескольких часов изнурительной репетиции, разговаривали с группой поджидавших поклонников. Нас в любой момент тоже могли увидеть. Я нехотя отстранилась от Мануэля и скрестила на груди руки. Не столько для тепла, сколько прячась от себя самой, от желания быть как можно ближе к Либерте и как можно дальше от всей этой суеты.
— О чем ты думаешь? – его голос вернул меня в реальность, и я с удивлением обнаружила, что мы уже подошли к отелю.