Без труда найдя за кулисами Дейва, рядом с ним я увидела и Альфреда. Он был как всегда напряжен и предельно сосредоточен. Ни один мускул на его лице не выдавал и тени сочувствия своему подопечному. Очевидно, он лишь подсчитывал прибыль, какую мог получить с похода на мюзикл сердобольных любительниц охрипшего Либерте. Как долго зрело и копилось во мне зло на продюсера, последней каплей которого стало выступление Мануэля, но я уже ничего не могла поделать. Собравшись с мыслями, под оглушительные аккорды и барабаны я подошла к Альфреду и тронула за плечо.
— Талья? – он обернулся и недоуменно уставился на меня. – Что ты здесь делаешь?
Злобно сверкнув на него глазами, я раскрыла рот, но в шуме музыки можно было только кричать, что я бы с удовольствием и сделала, если бы не люди вокруг. Не желая привлекать внимания, я позвала Альфреда, и мы вместе прошли в коридор, где музыка звучала приглушенно.
— Зачем вы это делаете? – начала я, когда вокруг не осталось никого, кто мог бы нас услышать.
— Что именно? – непонимающе взглянул на меня Альфред.
— Зачем вы позволяете Мануэлю петь? – как ни пыталась, я не смогла сдержать раздражения. – Неужели вы не понимаете, что он может окончательно потерять голос?
— Послушайте меня, девушка, — он сощурился, а в глазах засверкали нехорошие искры. – Не суйте свой нос, куда не просят. Его никто не заставлял, он сам принял решение играть сегодня, и я не в праве это опровергать. В отличии от некоторых, Мануэль отдает себе отчет, что в конце сезона публика желает видеть своих любимцев, а не дублеров.
На последнем слоге он скривился, явно давая понять свое отношение ко второму составу артистов, в который некогда входила я сама. Приняв это за личное оскорбление, я уже совсем не могла держать себя в руках.
— Любимцев, говорите? – теперь я сощурилась. – Я и вижу, что для вас актеры не люди, а что-то сродни собак, которых вы выдрессировали так, что они бояться вам слово сказать. Только меня этим больше не испугать. Я прекрасно знаю, как вы умеете уговаривать. Погубив мою карьеру, не делайте того же с Мануэлем.
Поглощенная своими словами, я не заметила, как Альфред махнул рукой, и вот уже рядом со мной стояли двое охранников.
— Уведите ее и больше сюда не пускайте, — бросил он и, развернувшись, пошел назад на сцену.
— Вы прекрасно знаете, что он не дотянет до конца сезона с таким голосом! – крикнула я ему вслед, хотя руки охранников уже цепко держали мои. – Он даже до конца недели не пропоет!
Будучи уже у двери на сцену, Альфред снова обернулся и с самой добродушной, но от того еще более неприятной улыбкой произнес:
— Я знаю, — и скрылся за дверью.
В изнеможении я опустила голову. Руки все еще сжимали охранники, но я и не думала сопротивляться. Тем более я хорошо знала этих ребят, с которыми раньше здоровалась каждый день, приходя на спектакли.
— Талиана, прости, — заговорил один, и в его голосе я услышала искреннее сожаление. – Но мы должны вывести тебя.
— Да, знаю, — я безвольно кивнула. – Отпустите, я сама уйду.
Руки разжались. Я медленно брела по коридору. В голове стучали барабаны, но я запоздало поняла, что это отголоски музыки со сцены, где все еще пытался допеть свою песню Мануэль. Я вышла в холл, прошла мимо дверей в зрительный зал. Здесь музыка снова звучала громче, но за ней было почти не слышно Либерте. Он шептал в микрофон, пытаясь петь, но просто не мог. Напряжение было настолько сильным, что ощущалось даже через стены. Сил сопротивляться нахлынувшим чувствам не осталось. Я облокотилась на ближайшую колонну и закрыла глаза, из которых медленно текли слезы. Я ничего не могла сделать, да и ничего уже не хотела, только бы убраться отсюда подальше. Оторвавшись от холодного камня, я сделала несколько шагов к выходу, но тут с удивлением услышала, как последний проигрыш Мануэль пропел во весь свой сильный и красивый голос. Запоздало я поняла, что это зазвучала фонограмма.
Не помня, как очутилась на улице, я пришла в себя только, когда театр остался далеко позади. Я медленно бродила по улицам, на которые постепенно опускался вечер. Не знаю, думала ли я о чем-то конкретном. Мысли расплывались в голове, перед глазами проходили неясные образы. Стараясь скоротать время до вечера, когда закончится второй спектакль, я все брела и брела куда-то, когда зазвонил телефон. Не сразу сообразив, что это у меня, я порылась в сумке. На дисплее, к моему удивлению, светился номер Морана.
— Да, Флавьен, что-то случилось? – дрогнувшим голосом произнесла я.
— Привет, я не могу долго говорить, у нас спектакль, — его голос сливался с музыкой и звуками на фоне, но я все же могла разобрать слова. – Мануэля отпустили до послезавтра домой. Вернее, прогнали. Сам Альфред заставил его отлежаться перед заключительными днями. Так что он уже ушел. Я сказал ему, что ты хотела поговорить. Он ждет тебя. Не бросай его в такой момент, Талья, прошу тебя.
Я уже открыла рот, чтобы заверить Морана в своем искреннем стремлении увидеть Либерте, но он уже положил трубку. Ничего не оставалось, как убрать телефон и отправиться в гости к Мануэлю.
Путь до отеля занял гораздо меньше времени, чем я предполагала. Наверное, мне слишком сильно хотелось увидеть Мануэля и убедиться, что с ним все хорошо. Хотя бы на столько, на сколько это сейчас было возможно. Если на улице я не позволяла себе побежать, то очутившись в отеле, по лесенкам я просто взлетела. Последние несколько метров до комнаты дались с некоторым волнением, но я не позволила эмоциям завладеть разумом и уверенно постучала.
— Открыто, — ответил мне незнакомый мужской голос.
Несколько сбитая с толку, я посмотрела на номер комнаты. Она точно принадлежала Либерте. Потянув дверь на себя, я заглянула. Мануэль лежал на кровати и, увидев меня, искренне улыбнулся. Он хотел что-то сказать, но сидящий рядом мужчина окинул его суровым взглядом и повернулся ко мне.
— Здравствуйте, — произнес он, и по его светло-синим одеждам я поняла, что это врач. – Вы, должно быть, Талиана? Садитесь.
Я кивнула и, подойдя ближе, присела в кресло напротив кровати.
— Мануэль мне все время пытался рассказать о вас, но я так и не позволил ему, — доктор снова грозно посмотрел на пациента, но в этой напыщенной суровости я уловила тень беспокойства, участия и заботы. – Знаете, я не первый раз лечу подопечных Альфреда, то этот парень явно нарывается на серьезные неприятности. Если вы не прочистите ему мозги, в ближайшее время он рискует попрощаться с голосом на всю оставшуюся жизнь.
Врач перевел взгляд на меня, ожидая ответа, но я была настолько поглощена лучистыми глазами Мануэля, что почти ничего не могла сказать.
— Да, обещаю прочистить ему мозги, — улыбнулась я, не представляя даже, как это возможно.
— Прекрасно, — удовлетворенно кивнул светила медицины и вновь обратился к Либерте, который неохотно перевел взгляд на него. – А вы, молодой человек, обещайте, что в точности выполните все мои назначения. У вас есть двое суток, чтобы молчать и восстановить связки. Ни слова, поняли меня? Только теплый чай, полоскание и отдых. Ваш организм истощен так, что непонятно, как вы вообще выходите на сцену.
Он встал и уже, казалось, собрался уходить, но помедлил и добавил:
— Никогда ничего не говорил Альфреду, но до такого состояния нельзя доводить актеров, — потом он снова посмотрел на меня, уже направляясь к двери, и я встала, чтобы проводить его. – Смотрите, девушка, этот певун сейчас на вашей совести. Вы уж помогите ему.