— Я все сделаю, обещаю, — кивнула я и захлопнула дверь.
Оставшись наедине, мы некоторое время молчали. Я, потому что не знала, что сказать. Мануэль, потому что говорить ему было вообще противопоказано. Мы только смотрели друг на друга. Потом я подошла к кровати и села рядом, туда, где недавно сидел врач.
— Талья, я так… — открыл рот Мануэль, но его голос тут же сорвался и захрипел.
Ему пришлось замолчать, уставившись на меня беспомощным взором.
— Тихо, — я предостерегающе посмотрела на него. – Тебе нельзя говорить.
Мануэль попытался мне что-то объяснить без слов, но общаться так было весьма затруднительно. Подумав, я открыла сумку, достала записную книжку, ручку и протянула все это Мануэлю. Он тут же оценил мою изобретательность, сел на кровати, принявшись писать, потом вернул блокнот, и я прочла:
«Я очень рад, что ты пришла».
— Зачем ты довел себя до такого состояния? – я искренне волновалась за него и хотела бы получить ответ, но он только пожал плечами. – Я хотела поговорить с тобой и все объяснить.
Он снова взял ручку и принялся писать. Прошло пара минут, прежде чем он протянул назад записную книжку.
«Ты помирилась с мужем, так ведь? Я понимаю твое решение, хотя и не до конца. Особенно не понимаю, почему нельзя было сказать об этом сразу. Сандре ты легко рассказала о своем замужестве, а от меня держала в тайне довольно долго».
Прочитав этот нехитрый монолог, я нахмурилась. Из слов Мануэля выходило, что он все понял совсем не так. Но это не сломало моей решимости, хотя не было смысла отрицать, что как только я увидела его, лежащим в постели с самым несчастным видом, ее стало значительно меньше.
— Послушай, Мануэль, — собравшись с мыслями, начала я. – Дело не только в Андрее. Тем более, я с ним не мирилась. Хотя не буду скрывать, я приняла решение.
Мануэль смотрел на меня почти черными глазами, отчего говорить становилось куда сложнее. Я бы предпочла, чтобы он отвернулся, но знала, что он этого ни за что не сделает. Поэтому я отвернулась сама. Опустив голову, я увидела его руку, лежащую так близко с моей. Не задумываясь, я схватила ее и принялась перебирать его длинные пальцы. Это не только успокаивало, но и вселяло уверенность. Обращаться к безмолвным рукам было куда проще, чем к их обладателю.
— Я приняла решение, — повторила я рукам Мануэля. – После свадьбы Илены и Флавьена я вернусь в Москву.
Мануэль лишь тяжело вздохнул. Ожидая, что он захочет что-то написать, я немного подождала, но он остался неподвижным, только пальцы слегка шевелились в такт моим движениям.
— Тогда в кафе я сказала Сандре про замужество только, чтобы поддержать ее. Поверь, она все еще любит тебя. Я хочу сказать, мы все порой совершаем ошибки, но должны уметь их осознать и попытаться исправить. Андрей и Сандра, возможно, были неправы. Но кто из нас не ошибался? Нужно дать им шанс. Нельзя ломать такие долгие отношения только потому, что кому-то вдруг показалось, что он полюбил другого. Это неправильно.
Выслушав меня, Мануэль высвободил свою ладонь и снова взялся за блокнот. Оставшись без дела, руки опустились, да и вся я, высказавшись, как будто опустела. Что-то внутри готово было вот-вот сломаться, но я держалась, уверенная, что поступаю правильно. Тем временем Мануэль вернул мне блокнот.
«Не уверен, что наши отношения с Сандрой еще можно вернуть. Но тебе переубеждать бесполезно, ведь так?»
Я быстро пробежала глазами две строчки и горько улыбнулась.
— Да, это так. Мы должны во всем разобраться, в себе, в своих чувствах, — я искренне говорила то, что думала, не видя смысла лгать. – Для этого мне нужно уехать. Рядом с тобой я не могу трезво мыслить, так уж сложилось, прости.
При этих слова на лице Мануэля мелькнула довольная улыбка. Он снова принялся писать.
«Поступай, как знаешь. Я понимаю, что переубедить тебя сможет только время. Но пообещай мне, что если вдруг в Москве тебе станет плохо, ты тут же дашь мне знать».
От этих слов на душе потеплело. Я перечитала их еще раз, а потом подняла глаза на Мануэля и улыбнулась. Он ответил мне тем же, отчего вдруг слезы навернулись на глаза. Я положила голову ему на грудь и тихо произнесла, все также улыбаясь:
— Обещаю, что если что-то пойдет не так, то прилечу в Рим первым же рейсом.
— Я буду ждать тебя, — просипел он, и сразу получил от меня шлепок по руке.
— Тебе велено молчать и пить горячий чай. Вот и молчи! – я поднялась и огляделась. – Где у тебя чайник?
Тем вечером я так и не ушла домой. Когда я только собралась уходить, Мануэль попросил остаться. Да и мне самой не хотелось упускать эти последние часы, проведенные вместе. Мы лежали рядом на кровати и разговаривали. Вернее, говорила я, а он лишь иногда писал несколько слов в блокноте. Он просил рассказать как можно больше о моем детстве, учебе в колледже и институте, поездках, днях рождениях, друзьях. Мой монолог затянулся глубоко за полночь, а Мануэль внимательно слушал, точно вбирая в себя информацию. Наконец, эти рассказы о жизни утомили меня настолько, что положив голову на подушку, я закрыла глаза и уснула.
Проснувшись на следующий день, я обнаружила Мануэля мирно спящим на моей подушке. Я не хотела его беспокоить, но желание привести себя в порядок было сильнее. Медленно встав с кровати, надеясь не разбудить его каким-то неловким движением, я быстро собралась и тихо вышла. Придумав себе прекрасную причину, чтобы ненадолго уйти, я спокойно направлялась к себе в отель. Конечно, принять душ – очень важное и нужное мероприятие, но не настолько, чтобы обманывать саму себя.
Я шла по улице, наслаждаясь новым солнечным днем, и пыталась вновь заверить себя, что поступаю правильно. Вообще-то я была в этом полностью уверена, но находясь рядом с Либерте, подсознательно меня все больше тянуло оставаться с ним и дальше. Но это было неправильно. Это было нечестно. Чувства слишком многих людей пострадали бы, случись мне уехать в Италию. Я не представляла, как буду смотреть в глаза родным Мануэля, которые ждут их с Сандрой свадьбу. Я не могла даже представить, что будет, если вдруг встречу ее саму. Но все это меркло в сравнении с чувствами горечи, сожаления и стыда, которые я испытывала всякий раз, думая о своей собственной семье. Как ни крути, а отец в который раз оказывался прав. Мое место было в Москве, рядом с мужем и родителями. Меня ждал семейный бизнес, который в один прекрасный день мне предстоит унаследовать. А это значит, что все развлечения и приключения нужно было оставить в стороне, взяться за ум и настоящее дело. Но сейчас я ни в коем случае не хотела оставлять Мануэля одного.
Несмотря ни на что, он был и оставался моим близким, почти родным человеком, который столько сделал для меня, возможно сам того не подозревая. Завтра он снова вернется на сцену, на свое место, а я опять останусь одна, теперь уже надолго. Но сегодняшняя ночь будет нашей, пусть даже самой последней.
— Давно проснулся? – как можно бодрее спросила я, заходя в номер.
Мануэль сидел на подоконнике в своей любимой позе. Прислонившись спиной к стене, он болтал одной ногой, а на второй, согнутой в колене, лежал мой блокнот. Мануэль что-то писал или рисовал в нем карандашом. Увидев меня, он счастливо улыбнулся и помотал головой. Видимо, проснулся он недавно, но выглядел заметно лучше, чем вчера. По крайней мере, он выспался в первый раз, не знаю за сколько времени. Меня вообще часто посещали мысли, что вся труппа мюзикла страдает хроническим недосыпом.
Обрадованная довольно бодрым видом Мануэля, я заварила чай и только после этого подошла к нему. Поставив на подоконник кружки, я заглянула в блокнот. Сказать, что я была потрясена, это не сказать ничего. На листе бумаги я увидела красивый черно-белый портрет. Меня удивила странная манера исполнения, жесткость линий, такая не присущая Либерте в жизни, но проявившаяся в его таланте рисовать. Девушка на рисунке была немного похожа на меня, но с такой же уверенностью можно было подумать, что эта Сандра.