«Буду рад видеть сегодня на спектакле лучшую Констанс. Альфред».
Не помня себя от радости, я бросилась на улицу, чуть не сбив по пути охрану у входа. Я летела, точно на крыльях, в счастливом предвкушении, что смогу в последний раз увидеть свою любимую труппу на сцене. Пусть даже я не буду играть, но я смогу быть рядом.
К моему облегчению у Илены тоже был билет на вечерний спектакль. Конечно, она заранее позаботилась об этом, чтобы поддержать своего возлюбленного в такой волнительный момент. Размышляя о превратностях судьбы, мы с Иленой, как когда-то первый раз в декабре, шли на спектакль. Меня немного потряхивало от волнения, но я старалась держать себя в руках и даже преуспела в этом нелегком деле.
То, что будет аншлаг, стало понятно еще у входа в театр, где собралось небывалое количество людей, спешащих попасть внутрь. Периодически мелькали разочарованные лица поклонников, которым не досталось билетов. Вообще атмосфера была очень доброй, почти праздничной. Общая энергетика зала, встречавшего аплодисментами своих любимых героев на сцене в последний раз, передалась и артистам. Все играли в полную силу, точно не было за плечами этих двух лет ежедневных репетиций и спектаклей, одинаковых песен, приевшихся сцен. Все актеры, певцы и танцоры последний раз проживали жизни своих персонажей, точно в первый и единственный раз. Даже у Мануэля голос снова обрел свою былую красоту и утонченность, хотя я и подозревала, с каким трудом ему дались спектакли в эти заключительные дни. В самые трогательные моменты у зрителей на глаза наворачивались слезы, а уж когда на сцене расплакалась Мариэла, не выдержала и я сама. Вытирая слезы, стараясь не испортить и без того пострадавший макияж, я следила за каждым движением, звуком, доносящимся со сцены. В завершение спектакля, когда заиграла последняя песня, зрители с первых рядов дружно встали и начали одаривать артистов розами так, что к концу выступления все они держали по цветку в руках. А я снова плакала, вспоминая, как именно на этой песне Мануэль случайно поцеловал меня.
Много всего хорошего и не очень оставляла я в этом зале и на этой сцене, но точно знала, что плохое забудется, а те моменты счастья, что подарили зрители своей бесконечной признательностью, останутся в сердце на всю жизнь.
Когда занавес закрылся, а в зале зажегся свет, зрители начали покидать свои места, но мы с Иленой не спешили уходить. Когда в зале осталось всего пара десятков человек, охранник прошел и снова проверил у всех билеты. У кого были пригласительные, остались в зале, а двух девушек, наивно полагавших задержаться для встречи с артистами, попросили уйти. Оглядевшись, я поняла, что в зале находились в основном представители прессы. Сейчас они будут брать интервью и делать снимки, чтобы уже утром газеты напечатали отзывы о заключительном спектакле. Постепенно из-за кулис со сцены к нам начали спускаться актеры, кто уже успел переодеться. Они с удовольствием общались с прессой, но все же общее печальное настроение ощущалось физически, буквально витая в воздухе. Не смотря на усталость и новые перспективы, открывающиеся сейчас в жизни каждого из них, всем было грустно расставаться.
Мануэля пока не было видно, зато к нам подошел Флавьен. Кивнув мне, он тут же принялся обнимать и целовать Илену. Чувствуя себя третьей лишней, я немного отошла и тут же столкнулась с Дейвом. Он по-отечески обнял меня, желая успехов в будущих начинаниях, а я искренне благодарила его за все, чему он успел меня научить. Следом за Дейвом ко мне подошел Альфред. Все еще чувствуя себя неловко после нашего последнего разговора, я виновато потупила взор.
— Талиана, спасибо, что пришла, — он улыбнулся. – Я ничуть не врал в той записке. Это была честь для меня работать с тобой. Надеюсь, ты не держишь зла?
Я подняла голову и посмотрела на Альфреда. Глаза пожилого продюсера лучились добротой, так что я не могла не улыбнуться в ответ.
— Что вы? Конечно, нет, — я почувствовала, что слезы снова подступают, и заморгала, силясь остановить их.
— Хорошо, если так, — продолжил он. – Осенью мы запускаем новый проект. Я подумал, тебе это может быть интересно.
Он выжидающе смотрел на меня, а я лишь покачала головой.
— Нет, я вынуждена отказаться, — с сожалением произнесла я. – Мне нужно вернуться домой в Москву. Не думаю, что смогу осенью снова приехать в Париж.
— Странно, — Альфред недоуменно пожал плечами. – Я думал, вы с Мануэлем вместе составите прекрасный дуэт в новом мюзикле. Но поступай, как считаешь нужным. А если передумаешь, я буду этому только рад.
Я снова поблагодарила продюсера, на которого уже совсем не сердилась, и огляделась, чувствуя на себе чей-то взгляд. Долго искать не пришлось. От дверей зрительного зала, не торопясь, вдоль кресел шагал Мануэль. Казалось, он шел к сцене, туда, где давали интервью остальные актеры. Но как только он понял, что я увидела его, остановился, приглашая подойти. Рядом со мной никого не было, и я незамеченная прошла к нему. Тень, отбрасываемая балконом, скрывала нас от любопытных глаз, и в полумраке приглушенного света никто не обратил на нас внимания.
— Я рад, что ты пришла, — он стоял, не шевелясь, и смотрел мне в глаза. – И рад, что помирилась с Альфредом. Он хороший человек и профессионал, хоть порой и перегибает палку.
Я смотрела на него, стараясь запомнить этот образ, который все еще выражался на его лице посредством грима. Черные глаза, еще больше затемненные карандашом и тенями, смотрели прямо в душу. Но я не могла отвернуться, понимая, что больше никогда не увижу Мануэля в этом образе.
— Знаешь, это действительно грустно, что все закончилось, — слов было слишком мало, чтобы передать всю бурю чувств, что бушевала внутри, и Мануэль знал это.
Он приблизился на шаг и снова заговорил. Теперь его глаза были совсем близко, а голос звучал почти у самого уха, но я стоически сохраняла самообладание.
— Я хотел сказать тебе, — он помедлил, но продолжал. – У меня изменились некоторые обстоятельства. Это касается моих сольных песен. Появилась возможность поработать с одним человеком и кое-что записать для моего альбома.
Он снова замолчал, и я решила, что хорошо бы что-то сказать:
— Это прекрасно, — кивнула я и сама же усомнилась, заметив тень на лице Мануэля. – Ведь прекрасно же?
— Да, конечно, — он вздохнул и устало потер лицо руками прежде, чем договорил. – Но дело в том, что я не смогу остаться до свадьбы Флавьена. Я уже поговорил с ним. Он все понимает и не обидится. Я улетаю в Рим сегодня ночью.
— Как сегодня?! – выдохнула я.
Перед глазами потемнело, и я пошатнулась, но удержалась на ногах, почувствовав руки Мануэля. Он держал меня, но я сделала шаг в сторону. Все как будто упало и остановилось. Будучи уверенной, что Либерте останется в Париже до свадьбы наших друзей, я никак не была готова проститься с ним прямо сейчас. Взяв себя в руки, я посмотрела на Мануэля. Он как будто этого ждал и заговорил снова:
— Талья, я прошу тебя, — он взял меня за руку, сжимая пальцы. – Поехали со мной в Рим? Прямо сейчас.
— Что? – я в полной растерянности смотрела на него, не зная, что сказать.
— Просто скажи да, — прошептал он.
Он выжидающе смотрел мне в глаза, а я не представляла, как смогу прямо сейчас отпустить его. Но еще больше я не могла представить, что скажу Илене и своим родным, которые с удивлением не увидят меня на свадьбе подруги, а потом не дождутся и дома. Собрав мысли и силы, что еще остались, я посмотрела на Мануэля с самым решительным видом.
— Прости, Мануэль, — заговорила я, хотя к горлу подступал комок. – Но мы ведь уже обо всем договорились. Мы должны во всем разобраться, попробовать вернуть былые отношения. Так будет лучше для всех, пойми.
Чувствуя, как его пальцы отпускают мои, я умоляюще смотрела на него в поисках участия и, конечно, нашла его.
— Я понимаю, Талья, — он отпустил руку и опустил взгляд. – Но знай, что я всегда останусь твоим другом, и что бы ни случилось, ты можешь на меня рассчитывать.