Кэрол вытряхнула на ладонь три шарика, и Джексон отвел взгляд. Он считал все это чепухой. Ох, он говорил Кэрол, что Хитер просто хочет подражать сестре, постоянно принимающей всевозможные пилюли. Девочке необходимо больше внимания, и фальшивый рецепт – не выход из положения. Ее следует научить ценить хорошее здоровье и беречь его. Когда Кэрол была беременна Фликой, в лабораториях еще не проводили обследование на семейную вегетативную дисфункцию, поэтому им сказали, что с малышкой все в порядке, и будущие родители расслабились. (Ха, ха, в скором времени их ждал большой сюрприз. Когда их педиатр наконец-то объявил им какой-то диагноз, похожий на вердикт девятнадцатого века вроде «синдрома тотального отказа», объяснив тем самым нежелание новорожденной брать грудь, потерю веса и постоянную рвоту, его было очень сложно осознать, памятуя о заверениях врачей во время первого триместра.) Слава богу, во время второй беременности Кэрол обследование уже проводили, и они знали, что вероятность того, что и у второго ребенка будет подобный синдром, один к четырем, они волновались до самых родов. Когда акушер с улыбкой сообщил, что все хорошо, мама Хитер расплакалась от счастья. Интересно, Хитер никогда не думала о том, что если бы в утробе у нее нашли ген СВД, то сейчас ни о какой ревности к родительскому вниманию не было бы речи? Нет, конечно, ребенку не говорят о том, что мать была буквально в шаге от прерывания беременности.
И старшей дочери об этом также не говорили, поскольку было совершенно ясно: знай они об этом, обязательно дразнили бы Флику. Он никогда не согласился бы на такой шаг, просто размышлял. В один из самых трудных периодов их жизни – когда уже заканчивался этап реабилитации после проведенной на позвоночнике операции – врачи сообщили о необходимости провести «фундопликацию Ниссена», которая решала основную проблему ребенка с желудком – Флика внезапно разозлилась, и не на то, что именно ей предстояло все это пережить, а на родителей, которые обрекли ее на это. Разозлилась просто на то, что жила.
Зная, как ей тяжело, он неустанно повторял Флике – к счастью, она не выбрала для себя ту затасканную маску невинного ангела-мученика, которая была бы невыносима для ее отца, – что она стала для них лучиком счастья. Именно он был виноват в том, что она росла непослушным ребенком – ироничным, веселым, но все же невоспитанным. Да и как можно не избаловать такого ребенка? Как ни старался он не обращать внимания, но не мог не понимать, что фундопликация станет для Флики шагом назад, а не вперед. А она всегда была такая симпатичная. Даже если сейчас ничего и не изменилось на первый взгляд, он все чаще замечал, что ее округлившийся подбородок приподнимается, как у моряка Папая, и лицо при этом становится недовольным и раздражительным. Даже постоянно наморщенный нос изменил направление и стал расти вниз, словно хотел соединиться с подбородком. Губы растянулись, и рот стал непропорционально большим, глаза отдалялись один от другого, появилась привычка выдвигать вперед верхнюю челюсть, зубы при этом лежали поверх нижней губы. Его беспокоило даже не то, что она на глазах теряет очарование; он был озабочен происходящим внутри, чем-то более страшным, но скрытым, а оттого не менее пугающим.
Он вновь задумался о Хитер, а затем опять о Флике. Возможно, Кэрол права и не стоит пренебрегать чувствами Хитер. Несколько леденцов не повредят, а ей так приятно хвастаться перед друзьями, что она принимает кортомалофрин. Большинство детей в классе Хитер принимали лекарства – похоже, иметь серьезный диагноз стало у этого поколения такой же модной штучкой, как замшевый пиджак в шестидесятых. Единственное, что не могло примирить его с таблетками плацебо, – это то, что Хитер, и без того коренастая и приземистая, стала поправляться. Виной тому были не сами пилюли, в них было не больше пяти калорий в каждой; а элементарное внушение. Ее одноклассники, сидящие на антидепрессантах и других «анти», уже походили на откормленных поросят.
Джексон пришел в уныние, когда понял, что в свои одиннадцать Хитер уже стремится не выделяться из толпы. Он никогда не понимал этого желания быть как все, притом что вокруг полно идиотов. В детстве он, хоть и был мальчиком, всегда старался отделиться от общей массы; похоже, природа отыгралась на его дочерях. Их тщеславие ограничивалось единственным способом привлечения внимания – появиться в школе, звеня арсеналом пузырьков.