Оружия и боеприпасов вокруг было много. Винтовки М16 и подсумки с магазинами валялись повсюду. Стольников видел даже «Вал». Но уже было понятно, что брать это оружие никак нельзя. Иначе группа окажется под полным контролем Ждана.
– Как же он так, своих-то?.. – пробормотал Жулин, идущий рядом.
Стольников внимательно посмотрел на него и ответил:
– Для этого человека не существует своих. Нас спасла «зеленка». Если бы она не была такой густой, то мы с тобой сейчас и не разговаривали бы.
Вскоре свет, проникающий в заросли, стал ярче, а деревья уже не так теснились друг к другу. Стольников заметил несколько пятнистых теней, двигающихся в сотне шагов впереди разведчиков. Почти столько же оставалось и до вершины высоты.
– Олег, видишь их?
– Вижу!
– Заводим наверх и работаем! Мне нужен один живой, ты понял?
Жулин ничего не ответил. Он что-то тихо приказал своим бойцам и широкими шагами стал отрываться от Стольникова.
Людей в грузинской форме было трое. Они потеряли из виду своих, двигались наугад, возвращались туда, откуда пришли. Возможно, это оказались последние из тех, кто пытался атаковать группу на склоне. Как бы то ни было, враги были вооружены. По их отчаянным движениям нетрудно было догадаться, что отдавать свою жизнь дешево они не собираются. Вскоре Стольников разглядел среди них офицера. Насколько он понимал в знаках различия грузинской армии, перед ним был лейтенант.
– Офицера оставить мне! – крикнул он так, чтобы его услышали и беглецы.
Люди Ждана сами облегчили задачу группе. Словно сговорившись, они разделились и стали уходить уже вниз по склону в трех направлениях. Парни в грузинской форме из последних сил перевалили через холм и скатывались с него, стараясь обходить деревья. Чем ниже спускалась погоня, тем гуще становился лес.
Стольников понял, что с кроссом по пересеченной местности пора заканчивать. Иначе эта троица сейчас войдет в самую гущу «зеленки», развернется и откроет огонь. Это будет лишь новая потеря сил и времени.
Майор прекратил бежать, на согнутых ногах, управляя ступнями как лыжами, доехал до ближайшего дерева. Трава была густа, так что это не составило труда. Он скользил, как по снегу. Сложнее было остановиться. Стольников уложил автомат на сук, несколько раз выдохнул, успокаиваясь, и тщательно прицелился. Стрелять надо было так, чтобы бегущий офицер остался жив. Сделать это не так уж и просто.
Когда майор катился к дереву, он передвинул предохранитель автомата на одиночную стрельбу. Сейчас ему оставалось только плавно нажать на спуск и молить Господа о том, чтобы беглец не запнулся или не присел, поскользнувшись.
Выстрел грянул, «грузин» упал.
Саша снял автомат с ветки и бросился туда, где исчезла в высокой траве голова человека из отряда Ждана.
Он не хотел умирать. Пуля, выпущенная кем-то из преследователей, ранила его в бедро. Лейтенант был сбит с ног и с десяток метров катился по сухой густой траве. Пустяковое сквозное ранение, которое в стационарных условиях даже не рассматривается как угроза здоровью. Но это только тогда, когда остановлено обильное кровотечение, зондирована рана и наложена антисептическая повязка. Остается соблюсти постельный режим и глотать витамины. Беглец не имел ничего. Даже куска веревки, чтобы перетянуть бедро.
Он поднялся и побежал, с досадой пытаясь разглядеть среди листвы спины товарищей. Им повезло больше. Они уходили, и расстояние между ними с каждой секундой увеличивалось. За спиной несколько минут назад кто-то крикнул: «Офицера оставить мне!» Это значило, что скоро произойдет встреча.
Опираясь на здоровую ногу, лейтенант скакал и, как уж мог, сдерживал ладонью кровь, сочащуюся из раны. Туда, вниз, как к спасительному рубежу, где его ждет отдых и уход!
На самом деле не было ни спасительного рубежа, ни ухода. Ничего не было. Он просто бежал, не желая умирать. Надо же было такому случиться, прямо в бедро, насквозь!.. Лучше, чем с пулей, засевшей в мышце, но этот выстрел замедлил его продвижение, превратил в добычу номер один.
Лейтенант потрогал рукой кобуру на здоровом бедре. Винтовка вылетела из рук, когда в ногу ударила пуля. Боли он не чувствовал, лишь с отчаянием ощущал, как в него, вытесняя азарт погони, проникал страх. Он тяжелил ноги, туманил мозг и не давал дышать ритмично. Только часто, лишь горлом, неполной грудью.
Животное чувство страха не смогло прогнать боль. Человек, углублявшийся в лес, окончательно потерял выдержку. Он икал и рычал, стремясь разорвать расстояние между ним и преследователями, а оно становилось все меньше и меньше.