Из-под моей руки выходил знакомый образ, только контур, который я даже не собирался заливать краской. Эта картина не такая, как все остальные. Обычно я пишу полноценные, многоплановые истории на холстах. Пишу тот мир, который хочу видеть. Но в эти ночные минуты, когда душа тоскливо рвалась неизвестно куда, только эти изящные линии, сливающиеся в прекрасную женскую фигуру, успокаивали меня, возвращали туда, где я есть.
За плавным изгибом нежной тонкой шеи следовали чудесные, точеные плечи и чуть разведенные в стороны руки. Тонкая линия, намекающая на позвоночник, талия… И самое главное — потрясающие крылья, звенящие, искрящиеся, играющие огнём. Сначала я вывел их широкими, крупными мазками, резко смахивая краску вниз, а после — любовно выписал каждое пёрышко. Дышать не хотелось от восхищения силой и красотой. Феникс. Сколько таких картин я уничтожил? Сжёг, как и положено. А потом возродил — нарисовал снова. И буду это делать до тех пор, пока не успокоюсь.
— Ты прекрасна, — шепнул я картине, мимоходом отметив, что за окном стало гораздо светлее, и комнату освещал уже не фонарь.
В дверь тихо постучали. Так делал только Ден. Мой вечный друг, партнёр и товарищ. Моя сущность. И что его принесло в такую рань? Я быстро отставил холст лицом к стене, закинул на его место новый, и добрался до коридора.
— Разбудил? — с порога начал Денеб. Он принёс с собой свежесть февральского утра, напополам с весенней влажностью.
— Я не спал.
— Совсем? — он приподнял бровь и удивленно глянул на меня. Чего удивляется, спрашивается? Будто бы этот факт для него вновинку.
— Совсем. Рисовал, — я выставил вперед перепачканные краской руки.
— Покажешь?
— Испортил.
— Лучше б поспал, честное слово, — Ден бросил куртку на вешалку, скинул обувь и по-хозяйски расположился посреди комнаты на стуле, оседлав его задом наперёд. Никогда не мог терпеть эту его привычку.
— Да какое спать… Сначала иллюстрации продумывал, а потом…
— Вдохновение напало? — хохотнул он, оглядывая комнату в поисках чего-нибудь интересного. Я бы и хотел рассказать ему о своём навязчивом желании рисовать одного и того же Феникса, но что-то останавливало меня из раза в раз.
— Можно и так сказать. Но ни во что хорошее не вылилось. Мне вообще трудно рисовать в это время года.
— Тоскливо, ага.
— Ты чего пришёл-то? — я опустился на пол, схватив пустой холст грязными руками, оставляя неаккуратные отпечатки по краю.
— А… Да так, не спалось. У тебя с рукой что? — Ден пристально смотрел на меня, я чувствовал его взгляд даже спиной. Вот же сущность, знает, чем меня пронять.
— Болит.
— Это я похоже расслабился немного, — буркнул он и встал наконец-то со стула.
— Да ладно. Пройдет.
— Пройти-то пройдёт, но сам факт, — Ден сел рядом со мной и взялся за запястье своими ледяными руками. Боль сразу стала менее ощутимой, от моего друга шло тепло, согревая и его ладони и меня. — Ты бы раньше сказал, Льё.
— Спасибо, Ден, — неловко улыбнулся я.
В такие моменты мне всегда становилось немного не по себе, с самого детства. Столько внимания и заботы я никогда ни от кого не получал. И это в большей степени заслуга Денеба — он не самая обычная сущность. Вернее, совершенно необычная.
Мне не повезло родиться экзистенциалистом, менять мир только одним простым движением кисти или карандаша, или руки, с которой стекают страшные, чёрные экзистенциальные чернила. Я могу внедриться в любой мозг и исказить память, личность, сделать человека таким, каким хочу его видеть. Рисуя мир, я его изменяю по своему усмотрению, но при этом всегда знаю, где мир настоящий, а где моя экзистенциальная подделка. Сущности же, вроде Денеба, всегда работают в паре с экзистенциалистами, помогают, поддерживают. Меняют своё тело, цепной реакцией вызывая изменения и в пространстве вокруг них.
Я невольно покосился на друга: он задумчиво смотрел на белый, чуть испачканный краской холст. Его шея, руки, выглядывающие из-под чёрной футболки, были сплошь покрыты татуировками, как и всё тело. Это — его способ искажения. Рисунки меняются по воле Дена, и меняют мир. Да и тело — только сосуд, на самом деле он совершенно не такой. Он — другой. Туманно-огненный.
— А мне который день снится шиповник, — неожиданно выдал Денеб с тяжелым вздохом.
— Настоящий?
— И настоящий тоже, — он взял с пола кисть, окунул в краску и нарисовал простой цветок на холсте.
— Не к добру.