— О, — сказала она. — Берегитесь, Василий.
— Чего именно беречься?
— Нашего дружного, сплоченного и частично незамужнего женского коллектива, — сказала она.
— Ну, физрук — не самая выгодная партия, — сказал я.
— Вы сейчас шутите, что ли? — рассмеялась она. — Вы молоды, спортсмен, по лицу видно, что не пьете, да еще и машина у вас есть. А если вдруг выясниться, что вы от родителей съехали и комнату в общаге ни с кем не делите, то вариант у вас останется только один. Бежать. Без оглядки и так быстро, как вы на сдаче нормативов ГТО не бегали.
— Надеюсь, это вы сейчас шутите, — сказал я. В мое время физруки таким спросом не пользовались. Ну, по крайней мере, лично я не пользовался, хотя и съехал от своего старика-отца довольно давно.
— Конечно же, шучу, — сказала она.
— Прямо от сердца отлегло.
— Но вы должны помнить, что в каждой шутке есть доля шутки, — сказала она, являя пример жестокосердия. — А все остальное в ней — правда.
— В любом случае, спасибо, что предупредили, — сказал я. — Предупрежден — значит вооружен.
— Но что вы станете делать? Состаритесь, начнете пить, продадите машину?
— Звучит, как рабочий план, — сказал я. — А может быть, я вообще человек плохой?
— А это, Василий, не имеет вообще никакого значения, — сказала она. — Потому что все тут — педагоги, и обязательно попытаются вас перевоспитать. Может быть, это даже усугубит проблему, потому что таким образом вы бросите им еще и профессиональный вызов.
— Я тоже своего рода педагог, — сказал я. — И знаю, как этому противодействовать.
Еще я знаю, что в моем возрасте люди уже, как правило, не меняются. По крайней мере, без серьезного давления обстоятельств. А на меня обстоятельства уже так успели надавить, что давно выработался иммунитет.
— Вот заодно и тема для нашей беседы, — сказал я. — Расскажите мне, кто представляет наибольшую опасность.
— Имя им — легион, — зловеще сказала она. — Но если вы еще не передумали, то давайте встретимся у выхода из школы через полчаса. Мне еще надо в учительскую зайти.
— Договорились, — сказал я.
Сам я навестил Виктора, желая оповестить его о своем убытии, но он действительно храпел, накрывшись «Советским спортом», и я не стал его беспокоить. Я вышел из спортивного крыла и в коридоре тут же наткнулся на строгого вида женщину, которая явно представляла опасность, но совсем не того плана, о котором меня предупреждала Ирина.
Это была так называемая «старая грымза», противница всего живого и ненавистница всего веселого, в мое время такой типаж тоже встречался, но здесь, по идее, должна была быть их точка респауна.
В смысле, вот откуда-то отсюда они, наверное, все и выползли.
— Так, молодой человек, — сказала она. — Вы у нас кто?
— Я у вас Василий Иванович, новый физрук, — сказал я. — А вы…
— А я — Надежда Анатольевна, заведующая учебной частью.
— Очень приятно познакомиться, — сказал я.
— А я пока не решила, приятно мне или нет, — сказала она. — Понимаю, что сейчас лето и учебный год еще не начался, но надеюсь, что вы не собираетесь и перед учениками расхаживать вот в этом?
И она ткнула пальцем в мои любимые голубые джинсы.
— Виноват, исправлюсь.
— Надеюсь, что исправитесь, — сказала она. — Вы же раньше в школах не работали?
— Нет.
— Что ж, тогда совсем нелишне будет вам напомнить, что вы — советский педагог, и являетесь лицом не только нашей школы, но и всего советского образования, и обязаны подавать своим ученикам пример. Хороший пример, а не пример низкопоклонничества перед западом. Кроссовки, я смотрю, у вас тоже румынские.
— Скорее, китайские, — сказал я.
— Не имеет значения, — сказала она. — Можете носить их в свободное от работы время и где-нибудь подальше отсюда.
— Разве китайский народ — не братский нам народ? — уточнил я.
— Молодой человек, не умничайте, — сказала она. — Учебный план на год у вас уже готов?
— Конечно, — сказал я. — Виктор в него сейчас финальные штрихи вносит. Придает, так сказать, лоску.
Ее лицо чуть-чуть просветлело, видимо, Виктор у нее был на хорошем счету и в румынских кроссовках она его ни разу не видела.
— Ладно, посмотрим, — сказала она. — А сейчас вы куда направляетесь?
— Туда, — сказал я, указывая рукой вдоль коридора.
— Неправильно, — сказала она. — Сейчас мы с вами пойдем в учительскую, возьмем там плакаты, отнесем их в актовый зал, и вы их там развесите. Под моим чутким руководством.
— Яволь, — сказал я и заработал еще один строгий осуждающий взгляд.
Чувствую, мы с Надеждой Анатольевной ни фига не сработаемся.