Выбрать главу

Тимур одолел своего противника, и теперь они коллективными усилиями запинывали двух оставшихся, и помощь им была, вроде бы, не нужна.

Я оглядел поле битвы, усеянное телами поверженных врагов, и внутри у меня что-то колыхнулось. Нет, даже не воспоминание, а какое-то очень хорошо знакомое, но давно и тщательно забытое ощущение, странная смесь гордости и разочарования. В прошлом, моем настоящем прошлом, которое еще не наступило, я делал такое, и не раз, и те, кто мне противостоял, далеко не всегда имели возможность уйти на своих ногах (пусть и после небольшого отдыха) или отъехать в больничку.

Впрочем, я все про себя знал и так, и подобные напоминания мне не требовались…

В общем, я сделался грустен, меланхоличен и несколько рассеян, как и всегда после драки, и, вероятно, это и послужило тем фактором, который навлек позор на мои седины.

Я подошел к Тимуру, остервенело работающему кулаками над уже почти не сопротивлявшимся противником, все усилия которого уходили на то, чтобы прикрывать наиболее важные части тела, и хлопнул его по плечу. Дескать, хватит, братан, заканчивай.

А он, видимо, не был готов заканчивать. Он вошел в раж, он еще был в пылу сражения, он мстил за те несколько неприятных минут, когда «Квакин» наслаждался численным превосходством, он был зол на тех членов бригады, которые не пришли и… В общем, черт его знает, о чем он там думал.

И поскольку для него еще ничего не закончилось, мое похлопывание по плечу он воспринял, как очередное нападение и отреагировал адекватно. То есть, сунул мне кулаком в глаз.

А я, уже впавший в рефлексию, даже отреагировать не успел.

Удар был так себе, меня били и куда сильнее, и мне даже удалось сдержать свои инстинкты и не кинуть ответочку. Я просто сделал шаг назад, выставил перед собой Клавдию, чтобы удержать Тимура от второй попытки и поинтересовался, не охренел ли он в корягу.

— Прости, Чапай, черт попутал.

Класс.

Его, значит, черт попутал, а мне теперь первого сентября в школу с фингалом идти. И самое обидное, что прошел всю потасовку, так толком и не схлопотав, и пострадал от «дружественного огня».

— Угу, — сказал я.

— Ну, хочешь, вломи мне в ответ, — сказал Тимур. — Я же знаю, что ты хочешь.

Я покачал головой. Тот Чапай, который действительно мог этого хотеть, остался в прошлом. То есть, в будущем. То есть, хрен его знает, но где-то по дороге я его в любом случае потерял.

— Бывает, — сказал я. — Проехали.

Я опустил биту, и Тимур бросился жать мне руку.

— Ну вы просто монстры, ребята, — сказал он. — Даже не знаю, что я бы без вас делал.

Валялся бы на земле и истекал кровью, подумал я. А потом бы долго и мучительно выздоравливал и еще полгода на костылях бы ходил.

— Послушай моего совета, Тимур, — сказал я. — Знаю, что ты ему не последуешь, но я все равно скажу. Займись чем-нибудь другим. Кооператив открой, автосервис какой-нибудь, что угодно, только не это. Это вот все — не твое.

В том, что грядет, владение рукопашным боем — отнюдь не главное, но с такими лидерскими качествами, когда половина группировки на стрелку забила, ему в той мутной воде ловить нечего.

Тимур немного потускнел лицом.

— Но если ты вдруг решишь продолжить, и у тебя возникнет еще одна такая же ситуация, а она непременно возникнет, если ты не пересмотришь свои взгляды на жизнь, то будь добр, ко мне с подобными просьбами больше не обращайся, — попросил я. — Я такие темы еще в детстве отлюбил.

— А ко мне обращайся, — сказал Сашка. — Я в том же подъезде живу, только двумя этажами ниже.

* * *

По счастью, «ласточка», которую театр военных действий зацепил только краем, почти не пострадала, приобретя только небольшую вмятину на левом переднем крыле. В темноте вмятина была практически незаметна, а под слоем пыли так и вообще станет невидима, а я не из тех людей, кто трясется над каждой царапиной на лакокрасочном покрытии.

Мы с Сашкой погрузились в машину, на прощание помахали Тимуру и его команде и отбыли восвояси. Так же медленно и аккуратно, чтобы не задавить никого из «квакинцев», валяющихся на земле и негромко постанывающих.

— Спасибо, Чапай, уважил, — сказал Сашка. — Я с восемьдесят пятого года так не веселился, к хренам.

— Угу, — мрачно сказал я. Лицо болело, но это была фигня. А вот то, что я приду в школу с боевым раскрасом, это вообще не фигня. Особенно в свете наших весьма натянутых отношений с Надеждой Анатольевной.

А чем таким веселым Сашка занимался в восемьдесят пятом году, я спрашивать не стал. Не настолько мне это все было интересно.