Я рассказала ему о радиопередаче во вторник и попросила поехать со мной, чтобы он успокаивал меня, держа за руку.
— В переносном смысле, разумеется. Тебя посадят за какую-нибудь стеклянную перегородку, но ты сможешь увидеть, как я буду прикладывать Баттерболла.
— Ты когда-нибудь выступала по радио? — спросил он.
— Нет.
— Ты не волнуешься?
— Только насчет нас.
— А что такое?
— Продолжится ли все это.
Он чмокнул меня в губы.
— Удовлетворена?
— Да.
— У меня есть идея.
— Только не это.
— Нет, идея другая. Ты не будешь возражать, если я освобожу тебя от роли главного свидетеля на процессе Козлака?
— Я же сказала, что готова выступить на суде.
— А если этого не потребуется?
— Я не допущу, чтобы этот мерзавец вышел сухим из воды.
— Допустим, я смогу гарантировать обвинительный приговор без суда?
— Ты намереваешься установить диктатуру?
— Хочу провернуть один вариант.
— Так что тебя сдерживает?
Для меня, в эти дни и ночи бесконечной любви, он казался неудержимым.
Глава 40
Томасси
Дабы избежать долгих пререканий о месте встречи, я поехал в контору Брейди.
— Какая честь, — приветствовал он меня.
— Это точно, — согласился я и прямо спросил, что связывает его с Козлаком.
— Гонорар.
— И все?
— Все.
— И что, по-вашему, получит Козлак?
Брейди рассмеялся.
— В следующий раз будет искать девицу посговорчивее. Чем я могу вам помочь, Томасси?
— Прокурор не я. Лефкович.
— В определенном смысле это плохо. Думаю, нашлись бы люди, готовые заплатить за право наблюдать за поединком Брейди-Томасси, — лицо Брейди стало бесстрастным. — Я видел этого молокососа в деле. Я без труда добьюсь оправдательного приговора, в крайнем случае, Козлаку дадут срок условно.
— Очень уж легко не получится, если в состав присяжных попадут женщины-феминистки.
— Послушайте, Томасси, вы-то уж понимаете, что никаких женщин я не пропущу. На то у меня есть необходимые возможности. Приходите на судебное заседание. Останетесь довольны.
— Я бы хотел ознакомить вас с некоторыми элементами моей стратегии.
— Вернее, стратегии Лефковича.
— Моей. Лефковичу отведена роль марионетки, а за веревочки буду дергать я.
— Едва ли у вас что получится. Один неверный шаг, и я удалю вас из зала за вмешательство в ход судебного процесса. Разумеется, через судью.
— Я выступаю лишь в роли наставника Лефковича.
— Ну разумеется.
Хотя он и не подавал вида, ему хотелось выжать из меня максимум информации.
— Я намерен пригласить в свидетели эксперта.
— Послушайте, Томасси, меня тошнит от этих психоаналитиков. Я разделаю его под орех.
— Я говорю не о психоанализе. Я думаю, что присяжным необходимо растолковать разницу между изнасилованием и соблазнением, между нормальным сексом и извращенным сексом.
— И что?
— Мой эксперт — Анна Банан. Повестку, разумеется, выпишут Анне Смит. Вы знакомы с этим экспертом?
Брейди удалось сохранить на лице бесстрастную маску, но его выдала задергавшаяся верхняя губа. Он взял со стола скрепку, разогнул ее в прямую проволочку.
— А я здесь при чем?
— Я намерен приобщить к делу ее картотеку. Как имеющую самое непосредственное отношение к данному судебному разбирательству.
— Вы блефуете. Вам не удастся вытащить ее в суд.
— Однокашник Лефковича по юридическому факультету работает в окружной прокуратуре Манхэттена. У этого однокашника собрано объемистое досье на Анну Банан, но в своем великодушии он дозволяет даме продолжать свое довольно эксцентричное занятие. Для нее это существенно, а потому мы полагаем, что она с радостью даст показания. За вознаграждение, разумеется. Я убежден, что нормальный секс и извращения она разделит куда более профессионально, чем любой психоаналитик. Ей также есть что рассказать о мужчинах, которые насилуют вместо того, чтобы платить за свои особые сексуальные желания.
— Вы закончили, Томасси?
— Есть у нас и второй свидетель, который, правда, обойдется дороже. Но мой клиент готов оплатить проезд из Амстердама и обратно.
Брейди, несомненно, думал о том, найдет ли он человека, который сможет переломать мне руки и ноги, разумеется, за вознаграждение.
— И Лефкович, несомненно, пригласит доктора Коха.
— Этого сукиного сына!
— Ну почему так грубо?
— Я слышал, что он отъявленный сукин сын.
— А вы слышали, что ему удалось задержать вора?