Нужно было освободить Ригу, и дальше бороться с фашистами. И кто то, может быть из однополчан вспоминал деда, но в целом «отряд не заметил потери бойца…». Сложное, тяжёлое время. Нам нужна была одна Победа, мы (они, те кто были тогда) «за ценой не постоим…». И не стояли, платили. Нам ещё повезло, дед не потерялся. Я знаю где он захоронен и когда ни будь там побываю. А те 185 погибших, имена которых неизвестны, так и останутся безымянными.
В общем, деды не очень скучали. Бабушки были более сдержаны. Женщины вообще по природе более повёрнуты к микроэкономике и микрополитике. Погода и достаток в доме для них гораздо важнее, чем отсутствие свободы у африканских стран, геноцид индейцев и имперские амбиции. Их мир сложен и прост одновременно. Сложно за всем усмотреть, всё успеть, всё сделать и, в тоже время, просто – присматривать, готовить, стирать, убирать, ухаживать, успокаивать… А ещё – доить, выгонять, встречать, кормить, работать в поле и на огороде… И работа не кончится никогда, потому как можно ещё с удовольствием сходить в лес и там, совмещая приятное (прогулка) и полезное (сбор съедобностей) – насобирать грибов, ягод, трав всяких. И домой – делать запасы. Наварить, насушить, насолить. И так в бесконечной круговерти день за днём.
Баба Оля, оставшись без мужа и с детьми, потихоньку или за один раз перебралась в Ачинск. У меня было две бабушки, городская и деревенская. Обе заботливые и обе очень вкусно готовили. Для меня, как внука советских времён, это было важно. Готовили по-разному и даже одинаковые блюда у них получались разными. Например, баба Оля, когда готовила блины на газовой плите, то переворачивала их и сковородку использовала маленькую. Ну, не совсем маленькую, а может быть даже большую. А баба Уля пекла блины на реально большой сковороде. И не переворачивала их, потому что в русской печке переворачивать ничего не надо.
Моя часть родословной.
Когда мама с папой уехала на Сахалин, мама работала сначала телефонисткой, потом киоскёром, уборщицей, почтальоном, бухгалтером в бухгалтерии поселкового Совета, потом диспетчером в пожарной части. Потом вышла на пенсию. Мой старший брат родился на Сахалине, а меня мама родила в Ачинске. Поздний я был. Со старшим братом 14 лет разницы. А по родным и двоюродным моего поколения – самый мелкий. Последыш.
Я помню маму с её работы в бухгалтерии. Видимо был совсем мелким, потому что в память врезался такой случай. Зашёл с мамой на работу, а там, на дальнем окне стояла молочная бутылочка с соской. В бутылке силикатный клей. Клеить бухгалтерам нужно было часто и много. Придумали и сделали, чтобы было удобно. Лайфхак тех, советских времён. Я же не знал про это! Поэтому с радостным воплем «Мама, титя!», бросился через весь кабинет к этой бутылочке. Бутылочку отобрали, потом смеялись и обсуждали, куда бы её поставить/спрятать, чтобы я не дотянулся. Сейчас уже не стыдно. А тогда было очень стыдно и тоже очень, но чуть меньше, чем стыдно, было обидно. Обидно не за то, что обманули, а за то, что смеялись не скрывая.
Меня, вероятно, тогда совсем недавно отлучили от соски. Вот и бросился как изголодавшийся. Нет, не голодный, а изголодавшийся по процессу. Обсуждали и смеялись, не скрывая от меня – что малыш может понять? Малыш всё слышал и всё понимал. Малыши всё понимают, поэтому будьте поаккуратнее с детской психикой, не травмируйте её. Это я вам как бывший малыш говорю. Я помню свою жизнь с яслей.
Из других занятий на маминой работе помню интересное ковыряние бумаг, игру со счётами, рисование «каляк». Сидя у мамы за спиной, я чувствовал себя очень уютно и защищённо. Люди заходили в кабинет и выходили из кабинета. Некоторые достаточно близко подходили к маминому столу. Некоторые, из тех некоторых, которые подходили, пытались заглянуть за стол, чтобы посмотреть на меня. Я в таком случае старался юркнуть под крышку стола в межтумбочное пространство. И уже оттуда следил за ногами через неширокую щель под столом.
Отец, когда приехали на Сахалин, сначала работал мотористом на эРБушке. Это такой маленький рыболовный кораблик – Рыболовецкий Бот. Он, хоть и маленький, но всё как у настоящего корабля. Штурвал, рубка, трюм, каюты, даже мачта. В народе говорят: «Рыбак – дважды моряк». Это правильно, потому, что море опасно само по себе, а рыбаки не только по нему ходят, но и работают.
Из рассказов отца я знал, что они и штормовали (это когда не успели войти в порт и поэтому остались в открытом и бушующем море), и, может быть не однажды, по несколько дней боролись за живучесть – обкалывали лёд. Круглосуточно. Как только корабль отходит от причала – начинается выживание. Так нас учил капитан-инструктор на шкиперских курсах, и я с ним абсолютно согласен.