— Да, лапушка, — по голосу слышно было, как он тревожился.
— Я соскучилась.
— Это из-за метки страдания или серьёзно?
— Знаешь… Метка меткой. Но я смотрю на мужчин… И ничего, Ден. Ровным счётом ничего. Я не привыкла так. Это странно. И я, кажется, больна тобой… Essentia.
— Ада, — с незнакомой хрипотцой шепнул Ден в трубку, — ты вынуждаешь меня нарушить правила и добраться до тебя.
— Да ладно, это же у меня проблема. Ты совершенно свободен.
— Птичка, не строй из себя ревнивую глупышку. Парные метки на то и парные, что обоюдны. И да, я — не ты, конечно. Мне достаточно кого-нибудь одного, но особенного. Феникса, например, — кажется, Денеб улыбнулся.
— Мне думается, что мы с тобой зашли слишком далеко, — я спрятала руку под одеяло, потому что сил смотреть на этот невероятный шиповник больше не было. Я действительно поняла, что не просто соскучилась по Дену, а что вообще тосковала по нему.
— Не вижу в этом ничего плохого.
— Скоро суд, Ден. Мне без тебя, без вас со Льё… Страшно.
— Этот чёртов педант скоро будет в Будапеште, ему дали разрешение.
— Льё? Здесь? Почему раньше не предупредили?
— Ему только сегодня ночью принесли документы. Мы сами ничего не знали до последнего.
— А ты?
— Пока останусь в Москве, буду следить за делами Льё. Поговаривают, что основное разбирательство перенесут сюда, тут проще ставить следственные эксперименты, — Ден, видимо, встал. Я слышала небольшой шум, похожий на шаги. — Так что не волнуйся, ты будешь не одна. Льё позвонит, как приземлится.
— А…
Я хотела было сказать, что Льё многое понимает и может мне помочь на заседании, но после всего, что было, оставаться с ним один на один не хотелось бы. Но Денеб, словно прочитав мои мысли, мягко произнёс:
— Всё будет нормально. Мы много говорили с ним, в том числе и о тебе. Я не знаю, что он чувствует, но без твоего согласия ничего не сделает. Ему можно доверять.
— Ты же не знаешь всего!
— Я знаю достаточно. И даже если что-то произойдет или изменится, то своим чувствам останусь верен. Остальное не имеет никакого значения. Сосредоточься на Сёртуне, птичка, — я услышала, как хлопнула дверь, и кто-то поздоровался с Деном. Женщина. — Ладно, лапушка. Меня ждёт работа. На связи.
Он повесил трубку, а я всё ещё держала телефон около уха и слушала тишину. Значит, Льё. Похоже, дело принимало серьёзный оборот, раз уж ему разрешили выехать за пределы буфера. Не думаю, что этот экзистенциалист стал бы спрашивать разрешения, если бы собрался куда-то, но сам факт меня не на шутку встревожил.
Я потянулась за градусником и спустя пару минут с печалью обнаружила, что температура только поднималась. Да ещё и спину ломило. Однозначно, восстановление крыла шло полным ходом, так что мучениям моим не будет конца в ближайшие дней пять-шесть точно. Сквозь накрывающую меня лихорадочную пелену, я дозвонилась до владельца булочной, и сказала, что разболелась окончательно. Он спокойно отпустил меня на больничный, заботливо уточнив, не требуется ли какая-то помощь, но я вежливо отказалась, отложила телефон в сторону, допила чай и, укутавшись в одеяло, уснула.
Телефон уныло жужжал где-то рядом с ухом, я нашарила его под подушкой и не без удивления обнаружила, что звонит Льё.
— Да, — прохрипела я в трубку спросонья.
— Ада, открой дверь, — от голоса Льётольва мне стало ещё жарче. Кажется, температура так и не спала.
— В смысле?
— В том смысле, что я стою у тебя под дверью и не собираюсь врываться без разрешения, хоть и могу.
— О Боже…
Я села в кровати и меня тут же зазнобило, начало трясти так, что я с трудом собрала на себя одеяло, завернувшись в него как в саван. Пока шла до двери даже зубы стучали. Дверь распахнулась, и, как в старых фильмах, на пороге обнаружился изысканный мужчина, в идеально подогнанном по фигуре костюме. Льё.
— Ада! — воскликнул он вместо приветствия, зашёл и спешно закрыл за собой дверь. — Ты больна?
— Ден не говорил тебе?
— Нет! В том то и дело. Если бы сказал, я бы приехал к тебе раньше.
— Ерунда… — я махнула на него рукой, завёрнутой в одеяло, и поплелась обратно в комнату.
— Ты где так умудрилась простыть, весна же, тепло? — Льё следовал за мной.
— Нигде. Это крыло.
— В таком состоянии ты не сможешь присутствовать на суде. Надо что-то сделать.
— Просто оставь меня в покое. Я ужасно себя чувствую и не хочу ни о чëм думать, — с превеликим удовольствием я улеглась в постель, но она оказалась слишком холодной для моего разгорячëнного тела, и озноб только усилился.