Если тебя любили, у тебя достаточно сил воспитывать самого себя.
Быть другим.
Ребенок – всегда поэт.
Зло – это то, что противится нашим детским чувствам.
Все, что омрачает нашу поэзию.
Дети должны просто жить. Мы ничего не можем им навязать, мы ничего не должны им навязывать, тем более то, что нужно нам. Их сразу видно: детей, что пребывают в радости, и тех, кто целиком во власти родителей. Тех, кто живет своим настоящим, и тех, кому их настоящее не принадлежит.
Ребенок должен найти собственные ответы.
То есть отвергнуть родительские.
Все готовые ответы.
Это проза, которая только иссушает его поэзию.
Вопрос должен вести его к следующему вопросу. Как в Талмуде, этом великолепном букете вопросительных знаков.
Ребенок должен идти своим путем. Путем, который приведет его к самому себе.
Поэтому мы должны оставить его в покое.
Позволить ему разрушать тебя, – потому что, хочешь ты того или нет, твой ребенок тебя cломает. Во всяком случае, надо желать, чтобы у него получилось. И чем быстрее он тебя сломает, тем лучше, потому что тем быстрее в глубине души он тебя восстановит. На свой манер. С того времени, как обретет свое Другое.
Мой детский взгляд не изменился.
Возможно, белки немного пожелтели из-за ставшей более хрупкой печени, но это все.
У меня все то же желание узнавать, с теми же интересом и радостью.
Та же невинность младенца.
Тот же детский аппетит. Сегодня, как и вчера, мне по-прежнему хочется быть немного вне закона, то есть свободным. Взрослые всегда раздражают меня своими правилами и границами.
Я не верю в мудрость. Не верю в опыт. В капитал, который накапливался годами и который мог бы сделать нас лучше. Я не хочу ничего развивать. Не хочу считать как бухгалтер.
Что мне нравится, так это свежесть. Быть эфемерным.
В это мгновение и в следующее.
Если у меня и есть какой-либо талант, так это быть свободным.
Я не хочу рассуждать, никогда, – только открываться.
Открываться и принимать.
Часто говорят, что во мне есть колдовская, животная сила, особый нюх.
Я довольствуюсь тем, что наблюдаю за людьми, которые меня окружают, прислушиваюсь к ним.
Мне нравится жить, наблюдая за тем, как живут другие.
Оглядываясь по сторонам.
Оставаясь открытым.
Позволяя тянуться нити.
Обращаясь ко всем существам, чтобы вникнуть в бытие всего сущего.
Моя жизнь – всего лишь взгляд.
Я смотрю на окружающий мир и тех, кто в нем обитает.
Я наблюдаю другие процессы, другие времена.
Я есть то, что вижу и чем живу.
Вместо того чтобы прислушиваться к себе, зацикливаться на своих трудностях, страхах и тревогах, я предпочитаю жить.
То есть слушать не только себя, но и кого-то еще.
Того, кто сделает меня другим.
Если я останусь там, внутри себя, замкнутым, я стану похож на засыхающее без воды растение, завяну и умру.
Я всегда ненавидел все внутреннее, это напоминает мне Министерство внутренних дел. Я предпочитаю внешнее, других людей.
У меня даже и дома нет, – просто проходной двор.
Дом – это когда супружеская пара, дети. Или фамильный дом. А я всегда в разъездах. Без чемодана, без багажа.
Ни тут, ни там.
Я никогда не останавливаюсь.
Остановиться – значит умереть, ввергнуться в старость, а так стареть я не хочу.
Когда я в движении и ничто меня не стесняет, я вновь чувствую удовольствие от жизни, от желания жить.
Это не бегство, это вызов. Зов жизни.
Жизни, которая всегда так меня впечатляет.
Потому-то я и остался бродягой. Человеком, который просто проходит мимо.
И который всегда отправляется в Другое.
В Другое, которое идеально мне подходит.
Спицы в мамином животе, мне еще случается их ощущать.
Эти уколы, – мне необходимо бежать от них, чтобы выжить. Моя необузданность, мои выходки, скитания… они всегда со мной, мои спицы. И каждый раз возвращается старый рефлекс – от них увернуться.
Увернуться от нарциссизма, который пытается запереть меня в себе.
Не задерживаться в этих состояниях, не ощущать их веса и уколов. Не оставаться в этом. Но предоставить себя – себе. Избавляясь от своих бесов, от жестокости, от неприятия, идя навстречу чему-то еще.
Любви.
Нельзя вступать в жизнь через насилие. Насилие упраздняет жизнь, оно все упраздняет.
Любовь, напротив, это то, что позволяет забыть себя. Открыть себя другому, без остатка, отдаться, даже став уязвимым, плевать, это часть любви.
Тогда я не говорю о Христовой любви, не принимаюсь скулить: «Почему ты меня бросаешь?» Нет, никто никогда никого не бросает. Всякий раз мы бросаем самих себя. И можем любить в одиночку, продолжать любить – или разлюбить.