Не знаю, зачем. Попав в ад, Рада не могла думать ни о чём другом. Она так и не вырвалась из рая, потому что настоящий ад это рай, и это нельзя просто так оставить. Просто жить своей жизнью – заселять Марс, другие планеты и другие измерения, когда рядом, на твоей же планете, существует Другое Измерение, где миллиарды людей платят своими жизнями за благополучие золотого миллиарда. Раду мало кто понимал, её единомышленники не отличались многочисленностью, даже Служба адаптации, где она работала, мало кого интересовала. Но смириться было невозможно.
Наверное, аналитики правы, и Распад мира был неизбежен. Возможно, даже необходим. В изоляции, без ненависти и насилия, ад окреп, набрался сил, и теперь пришло время возвращаться. Как? С чего начать? Рада не знала. Не знала даже, как подступиться к этой мысли. В тонкой брошюрке, оставленной Заботе, строились какие-то планы, но Рада не верила в них. Это случится не так, как там описывается, но это случится.
Наверное, это будет нескоро. Наверное, даже не при нашей жизни. Но это случится.
Так или иначе, рай должен быть разрушен.
7.
Перед глазами Заботы трясся ворох непринятых сообщений от матери. Но не понадобилось открывать ни одно – семьевладение явилось во плоти. Мать кричала с порога, чтобы Забота бежала менять пеленки Четвертаку, демонстрирующему самые продвинутые свойства. Материнский индикатор, казалось, лоснился от восторга – впервые в жизни ее любимые параметры («материнский инстинкт», «бабское счастье», «спокойствие матки» и «женственность») поднялись до «похвально». Младшая мать тоже была с прибытком: зеленые стрелочки вверх свидетельствовали о росте «женственности» и «красоты». Она была в новом платке, на котором мельтешило патриотическое слайд-шоу. Из-за этих счастливых треволнений семьевладение умудрилось сразу не заметить ангельскую весть, висевшую прямо посреди гостиной. Это был алерт о том, что все параметры Заботы понижены до «стыда» за пренебрежение бабьими обязанностями и предательство любви. Плоды пренебрежения и предательства – три постыдно разряженных сына – валялись рядом, словно на свалке устаревших детей (зрелище неприятно кольнуло мать, вспомнившую, что модель Маленького Ганса давно вышла из моды). Как только матери прочитали ангельскую весть, их параметры мгновенно усохли на треть. Они одновременно подняли крик, и Забота, сбегая по ступенькам, ещё долго его слышала. Проклятия в её адрес, как обычно, быстро сменились ссорой между проклинавшими. Младшей претило жить с матерью в одной комнате, и при каждой выбивающей из колеи неприятности тема жилплощади неизменно поднималась. «Вы меня взяли с тремя «похвально»! – бушевала младшая. – «А я живу в коробке из-под Сникерса! Сколько можно!» Ответные слова матери звучали невнятно.
Забота бежала вниз, держа в руках свёрток Радости. Её сегодня, наверное, высекут. Впервые. Как говорит Честность, это больно, но может быть и хуже. Это просто боль и раны. Но если отнимут подарок Радости, его уже не вернуть. Нельзя оставлять его дома: кроме постели, прятать негде, а Второй любит сбрасывать покрывало на пол, да и младшая мать часто проверяет симметричность складок. Навстречу по лестнице поднималось соседнее семьевладение, родители её жениха Ума. Господин смерил взглядом Заботу, отвернулся и проследовал дальше, а умовы матери ахнули – «Позорница рогатая!» – и стали кричать, чтобы она вернулась домой, иначе они отключат от неё своего сына. «Ну и отключай! – крикнула в ответ Забота, поражаясь собственной дерзости. – Кому он нужен, у него «патриотизм» на ладан дышит!»