Те, между домами, все еще чего-то ждут. Если б сейчас они подняли руки и дружно помахали мне вслед.
Апрелев, тварь двоедушная!
Его нет ни под фонарем, ни около, нет и его избитой подружки, но я совершенно уверена, что они где-то поблизости – потрошат мой рюкзак и делят на пятерых сдачу со стиков для «айкос», само устройство, беспроводные наушники, тетрадь с конспектами, содержимое косметички… Телефон.
Твои голосовые сообщения, – пошел мужик в лес, никакого вещества не принес, – дурацкие сэлфи, – только сказку, – наши лихорадочные диалоги обо всем, что мы видели и пытались понять – с очень дурным концом. То немногое, что от тебя осталось.
Лучше бы они меня трахнули. Все вместе, а потом каждый по очереди. Пускали бы по кругу до тех пор, пока я не потеряю сознание от боли. И тогда меня отдали бы Апрелеву.
Ха-ха. Почти так они и поступили.
Я прячу руки в карманы и нащупываю прямоугольник банковской карты. Забыла убрать в кошелек. Всегда убираю, а сейчас – забыла.
Лампочка над банкоматом мелко моргает. Я достаю карту и вставляю ее в картоприемник. Ввожу пин-код. Снимаю пять тысяч с расчетом на то, что в ближайшее время другой такой возможности не представится. Мобильный из рюкзака сообщает о списании (кому-то, но не мне).
Будто сбой в матрице, со стороны кавказского ресторана ко мне спешит маленькая женщина с картонкой в руках.
– Я уже давала вам денег.
Она растерянно хлопает светлыми ресницами, но не уходит.
– Мне нужно на Электровозный проезд. Как туда попасть?
Она молча поднимает картонку и тычет ею мне в лицо. Там по-прежнему «ЯНА», крест и молитва.
– Я знаю, я давала вам денег. Электровозный проезд…
– Да вон же маршрутка! – бросает через плечо проходящий мимо парень. – Беги!
Убивай или жги, смотри, все бессмысленно и бесполезно-но-но2.
Тети-Полина связка ключей от квартиры тоже осталась в рюкзаке, вспоминаю я, набирая по карманам восемнадцать рублей за билет. И «Дом, в котором», чужая, между прочим, книга.
Очередная догадка толкает меня в грудь и усаживает на продавленное сиденье: Джон. Джон, который настоял на том, чтобы Илья непременно пошел меня провожать. И Джон, который сказал: «Он все тебе покажет. Будет весело».
Повеселился?
Всю дорогу до дома я сжимаю пальцы в кулаки. Вдавливаю три кнопки кодового замка. Яростно топая, поднимаюсь на свой этаж и сажусь на ступеньку – дверь заперта, тетя Поля на смене. Еще неизвестно, что она скажет, когда узнает про потерянные ключи.
Какой-то кошмарный непреходящий сюр.
Март, что мне делать? Что сделал бы ты на моем месте? Ах, да. Ты избил бы его и пырнул ножом.
Прислонившись плечом к стене, я закрываю глаза. Надо постараться заснуть. Просто поспать до возвращения тети Поли, и все будет хорошо.
Я сижу и слушаю звуки. Поначалу их немного – скрип куртки, которая трется о стену, мое собственное дыхание, шелест дождя. Постепенно в этой монотонности начинают звучать голоса: их два, и они переругиваются. «Хочу овсянки, – ноет женский. – Овсянки, овсянки, овся-анки-и…» «Мясо! – перебивает мужской. – Сегодня мясо!» «Овсянки-мясо-овсянки-мясо-овс-яс-о-я…» – талдычат они уже хором. Если б у меня был один рот и желудок на двоих, я бы тоже, наверное, до посинения спорила.
– Это ты мясо?
Я вскакиваю быстрее, чем успеваю открыть глаза. Из-за двери тринадцатой квартиры выглядывает старушечка в ярко-синем платке.
– Ты, говорю, что ли, Майя? – Узнала. Ту самую «тварь из новостей». Я готова спасаться бегством, косулей перепрыгивая через несколько ступеней сразу. – Полинина племянница?
Мой вздох облегчения вполне мог бы стать причиной цунами на другом краю света.
– Это я! Ключи потеряла.
Внезапная фея-крестная с готовностью выпархивает на площадку и мановением сухонькой руки отпирает оба тетушкиных замка. Не веря счастью, я устремляюсь в квартиру, но не успеваю вымолвить слова благодарности, как дверь за моей спиной захлопывается. Щелк-щелк.
– А вдруг ты не Майя! – торжествующе звучит голос моей спасительницы. И пусть. Я все равно никуда не собиралась.
Куртка, джинсы и свитер оказываются на полу, сама я забираюсь под одеяло и сворачиваюсь в комок. Меня знобит. Я доверилась Джону. Мне показалось, что мы сможем общаться и даже дружить. Я видела в его глазах интерес. Теперь понятно, что его вызвало: неместная, другая. Иными словами, дуреха.
– Дуреха, – шепчу я в темноту. В ответ вдали вскрикивает электричка. – Сама во всем виновата.