Несколько месяцев подряд я засыпала под твои голосовые сообщения. Включала самое раннее и далее, далее, далее. Ты болтал и смеялся. Вот уже второй раз тебя крадут у меня, выхватывают из рук и уносят. Но кое-что еще осталось…
Я шарю возле кровати и подтягиваю к себе дорожную сумку. В ней, под нижним бельем, носками и пижамами, лежит твой дневник.
Единственная возможность услышать твой голос. Последняя такая возможность. Говори со мной.
Март: «Ждал на улице, ел чипсы, внутрь не заходил, хотя вряд ли меня бы запомнили – рюмочная в спальном районе, пиво и водка за копьё, вот маргиналы и сползаются. Неподалеку, возле метро – стройка, но работы не ведутся, все стоит без движения. Раньше на этом месте был сквер. Прохожих почти нет. Около часу ночи вышел мужик, на ногах едва держался, попросил закурить, я ответил, что не курю. Нужно было отвести его на стройку. Я предложил вызвать ему "Убер". Он согласился. Мы постояли, как будто ждем такси. Я спросил, кто он по жизни. "Стихи пишу". Тогда я спросил, чем он зарабатывает на жизнь. Ответа не получил. Посмотрел в телефон, соврал, что машина подъехала, но водитель заблудился и нужно дойти пешком. Мы пошли. Мне пришлось взять его под руку и тащить. Воняло от него жутко. Пока шли, я попросил его что-нибудь прочесть. Он замычал и его стошнило прямо на себя. Ни в один "Убер" такое дерьмище не посадили бы. Я завел его на территорию стройки и толкнул. Он упал. Заныл что-то вроде "брат, за что". Я поднял с земли арматуру и несколько раз ударил его за то, что он назвал меня братом. После этого он уже лежал молча лицом вверх и не шевелился. У него в кармане была пачка самой дешевой поваренной соли. Пачка лопнула, и соль из нее просыпалась. Не знаю, зачем, но я посолил ему глаза. По щепотке на каждый, а остальное всыпал в открытый рот. Просто хотелось посмотреть. Он застонал, значит, еще чувствовал. Мне стало его жалко, я сказал, что скоро все закончится и он перестанет страдать. Достал нож и несколько раз ударил, не глядя. Домой вернулся пешком».
Глава 3. Шут, явитесь
«Гугл»: «Сорокалетний Лев Кой (литературный псевдоним, настоящая фамилия – Кошевой) бездомным не был. Жил в квартире в Печатниках, доставшейся ему от матери. Мать умерла год назад. Еще раньше от мужчины ушла жена. Завсегдатай своеобразного творческого сообщества, участники которого собирались в рюмочной, чтобы выпить дешевого пива и поговорить об искусстве, Кой называл себя поэтом и официально нигде не работал. "Иногда читал здесь (в рюмочной – прим. автора) свои стихи, получал деньги, – говорит подруга Коя, представившаяся Музой. – А так подметал двор, убирал снег, когда не в запое. Очень обижался на бывшую, все надеялся вернуть ее, доказать, что он гений. Лева и был гений: когда декламировал – люди плакали. Умел словами… Он же для нее сочинял, а она ушла, вот он и запил. Раньше-то мало пил, любил ее очень. Мы когда узнали – не поверили, он тем вечером вместе с нами сидел. Покурить вышел и не вернулся. Сумку даже оставил! За что его? Еще и поглумились…"
10 октября Кой приехал в рюмочную, чтобы договориться об очередной поэтической встрече. Получив добро, в счет будущего гонорара выпил лишнего и должен был переночевать у одного из живущих поблизости приятелей, но внезапно исчез, никого не предупредив. Подогретая спиртным компания списала выходку Коя на несостоятельность его аргументов в споре о метамодернизме, которую он таким образом попытался скрыть. Судя по всему, снаружи его встретил Лютаев. Заманил на близлежащую стройку, избил ржавым прутом и зарезал. Перед тем, как всадить в мужчину нож, Лютаев засыпал ему глаза и рот крупной солью из пачки, которую тот купил в минимаркете по дороге в рюмочную».
Одно из самых странных ощущений – когда сначала становишься с кем-то единым целым, а потом вдруг снова осознаешь себя отдельным человеком. Таким же, как был. И ты не четверть, треть или половина, к черту отрезанные ломти: ты дышишь в собственном ритме, не ждешь звонка, не проверяешь соцсети, не бронируешь столик на двоих, а просто приходишь и садишься, или не приходишь и не садишься, и никаких тебе неподаренных подарков, невыполненных обещаний, ревности к бывшим и будущим, жалости к себе. Ты – космос. Пустота пустоты. Твой единственный план – ты сам, и это – лучшая в мире новость.
Еще более странно, когда другого человека уже нет, но ты все равно не ты, и чтобы снова стать собой, тебе приходится читать о том, как он убивал людей.
После того, что случилось с нами в «Яме», Март возненавидел пьяных.
Тетя Поля застает меня за ожесточенной сортировкой. Те немногие вещи, которые были привезены из дома, я раскладываю на две части. В одной из них – вся теплая одежда, в другой – черная водолазка из «H&M» и шапка за четыреста рублей оттуда же.