– Сестрица его, ясно. Преля сегодня, кстати, не пришел и на сообщения не отвечает. А ты приходи. – Голос тускнеет, битое стекло похрустывает на зубах. – Завтра приходи. Он все вернет.
Доверять ему боязно, но никогда больше не появляться на занятиях тоже не вариант, так почему бы не завтра?
– Преля – придурок конченый. Прости, но мне придется…
Прости, мне придется убить тебя, ведь только так я буду знать точно3.
– Мурашки от нее. Жутенькая.
– Обычная песня, чего ты. Пойдем, холодно стоять…
И мы пошли. Нас соединял проводок наушников – от шапки к шапке. Снег шел с нами – кажется, уже неделю не прекращался, и ветер сразу со всех сторон – влажный, хлесткий, совсем не зимний. На пешеходных переходах мы обнимали друг друга, наскоро грелись и бежали дальше. Нужно было успеть купить подарок общему другу, любителю комиксов – вечером мы были приглашены к нему на день рождения. И хотя время уже поджимало, это не мешало нам замирать у витрин магазинчиков на Мясницкой и рассматривать новогодний декор – всех этих оленей, заснеженных сов и обернутые мишурой подсвечники; запрокидывать головы и любоваться опутанным гирляндами небом; находить губами губы, спрятанные под шарфом – непреодолимое желание делать это снова и снова, я помню, мне казалось, что скоро все закончится. Я, конечно, не могла этого знать, но беспричинная тяжесть под сердцем заставляла меня – тебя, возможно, тоже, – пытаться остановить время. И мы останавливали время, останавливая друг друга через каждые десять шагов.
В «Республику» мы так и не попали: я почувствовала, что ты долго смотришь куда-то поверх моего плеча, и оглянулась – напротив крыльца «Райффайзенбанка» стояли девочка лет десяти и женщина, может, ее мама, а может и нет. Женщина опустила голову девочке на плечо, и та гладила ее варежкой по волосам; я не видела их лиц, но по вздрагивающим плечам поняла, что обе плачут. Для меня это было не больше, чем подсмотренным чужим горем, а для тебя, Март, чем это было для тебя?
– Мне нужно домой, – бросил ты и зашагал обратно к метро.
Не в съемную, а домой – от этого было еще больней. Вечером мы должны были веселиться и скорее всего поехали бы потом к тебе, но вместо этого ты послал к чертям совместные планы, потому что соскучился по маме.
Только сейчас я понимаю. Ты сам для себя раздвоился. В твоей жизни появилось другое настоящее. И тот ты, который снимал квартиру рядом с метро «Сокол», собирался ехать к другу на день рождения и убивал бездомных, спасовал тогда перед тем тобой, который существовал только для твоей мамы. Даже не для меня – хоть я ничего и не знала, но уже стала частью твоего другого настоящего. Для мамы.
Мне нравится слушать подкасты. Я записала бы свой, но не могу понять, что такого особенного знаю я, чего не знают другие. Будни кошки Маньки? Как поступить в колледж, если уже поступил в университет?.. Наверняка многим было бы интересно послушать о жизни в Красном Коммунаре, но даже в этом я не разобралась. Идея отложена до лучших времен, и сейчас явно не они. Если есть выбор, я скорее включу подкаст, чем прочитаю текст, но телефона нет, поэтому вечером я открываю статью, которую нашла уже давно и откладывала на случай вроде этого – когда все настолько плохо, что сделать хуже не страшно. Таксист-маньяк из Хакасии пять лет насиловал и убивал девушек. Его задерживали и отпускали. Жертвам никто не верил. Он спалился на продаже золота, снятого с убитых. Женщина, которая жила с ним, отказывалась верить обвинению. Защищала его в соцсетях. Перестала общаться с отцом, потому что тот поставил ее перед выбором – он или жених. Называла добрым и заботливым, потому что знала его только таким. А потом, уже после приговора, ей разрешили свидание, и там, глядя ему в глаза, она вдруг поняла, что все правда – он насильник и убийца. Но все равно не разлюбила – продолжала хранить его вещи, даже недопитую банку пива из холодильника не выкинула. Сказала: «Я его еще люблю. Очень сложно, потому что нет вот этой кнопочки: тебе сказали, что он сволочь, нажали кнопочку – и все отключилось. Но не отключается, понимаете?»
Да.
На маленькой площади перед колледжем раскладываются торговые палатки. В динамиках играет бодрая попса, которую я слышала еще дома – она оглушительно звучала из салонов застрявших в пробке тюнингованных «жигулей» и маленьких юрких автомобилей доставщиков суши. Праздник, думаю я. Наверное, день города. В будни – странно… И вдруг, мысленно отсчитав дни от своего приезда, я понимаю, что сегодня суббота, а значит, колледж, скорее всего, закрыт, но если он закрыт, то что тогда мне здесь делать? Я не успеваю как следует испугаться: Джон хватает меня за руку и увлекает за угол, в курилку, а оттуда – к полуразрушенному долгострою на заднем дворе. От здания колледжа его отделяет синий забор, в углу которого обнаруживается дыра – кто-то отогнул металлический лист, чтобы получился лаз, и вот мы уже шагаем к пустынной стройке, и под нашими подошвами хрустит битое стекло, а на площади хрипит все та же песня.