Я не спрашивала ни себя, ни других о жизни человека из дома у дороги. Я знала.
Так решил папа. Мой сильный, веселый папка, который спасал людей. Люди запирали в квартире своих детей, напивались и забывали о том, что у них есть дети. Балансировали на карнизах, видя под ногами бесконечно прекрасную дорогу к звездам. Заселяли колодцы, заброшки и теплотрассы, сражались с демонами и бесами, искали другие миры, пытались проститься с этим, уставали и засыпали, не докурив. Но они, понимаешь, были Сашами, Ксюшами, Петями, Сонечками и Львами Владимировичами. Папа так их и называл.
Всех, Март.
«Прости, – говоришь ты тринадцатого сентября, когда убил Анну Николаевну Нелидову, – сегодня встретиться не получится, задержусь в тренажерке».
«Прости, сегодня…»
«Прости, сег…»
«Прости».
Слушать это невыносимо. В день гибели Льва Коя мы долго обсуждали последний спектакль в «Гоголь-центре», на который сходили и тут же решили идти на следующий (ты перевел мне деньги, я скинула тебе электронный билет). Ты: «Я искал яблочко, которое не почернеет после укола. Я не нашел его».
Интересно, что изменилось бы, если б ты знал их имена? Стопка бумаги с твоей исповедью лежит на краю стола, крепко прижатая «Домом, в котором». Я подумывала сжечь ее и закопать пепел, даже стащила с кухни коробок спичек, чтобы избавиться от этих записей сразу после того, как сотру нашу переписку в «Телеграме», но случайная мысль об именах тянет за собой другую – да, я читала статьи о жертвах в интернете. Однако у меня есть нечто, чего нет ни у кого больше. То самое знание, которого мне не хватало. Информация.
Любой, даже начинающий журналист сделал бы из этого сильный и страшный материал. Но я никогда не мечтала стать журналистом. Я мечтала о собственном подкасте.
Тут я буквально взлетаю на кровать и нависаю над столом, подогнув под себя ноги – неполезный, но излюбленный способ, куда более удобный, чем продавленное компьютерное кресло. Еще в прыжке у меня намечается кое-какой план – шесть выпусков, по одному на историю каждого из убитых тобой, нет, Мартом людей. Я хватаю блокнот, который купила еще в Москве, но так ни разу им и не воспользовалась, и открываю его на первой чистой странице.
Загвоздка в том, что я не хочу вещать от своего имени. Ни Майи Ждановой, ни Майи Зарецкой. Лучше всего – вообще не Майя, а ноунейм, в чьи руки «случайно попали сенсационные материалы». Правда, так мне никто не поверит, и будут правы – она, конечно, все придумала, чтобы, как говорится, хайпануть в разгар судебных процессов над Русских и Ремизовым. Доказательств-то нет, писал это мертвый Лютаев или не писал. Вот только если…
«Использовать голосовые сообщения» – черкаю я, и бумага скукоживается от прикосновения моей вспотевшей руки.
Ничего страшного. Просто не буду читать комментарии. Но я должна рассказать о жизни, хоть и придется говорить о смерти.
* * *
К обеду воскресенья я наконец разобралась, как извлечь голосовые сообщения из «Телеграма» и вмонтировать их в аудиофайл, который мне только предстояло записать. Первый выпуск начал обретать форму: я как раз заканчивала с фрагментом о жизни Анны Николаевны, когда в прихожей лязгнул звонок, тетиполины тапочки прошлепали по коридору, а сама она крикнула: «Майя!» – и вернулась к прерванному просмотру сериала. Отвлекаться было досадно – пока я искала все, что только могла найти о том, что за человеком была бездомная учительница, и в какой школе работала, и всматривалась в немногочисленные фотографии при жизни и после смерти, обмирая от мысли, что это один и тот же человек, я совсем забыла, кто я сама и где нахожусь, и глядевшие снизу вверх глаза Ильи, то, как он держал меня за ногу, пока целовал мой ботинок. Но всегда приходится возвращаться. Я все еще в пижаме, и никакие Майи в мои планы не входят.
За приоткрытой входной дверью виднеется кусочек Вики.
– На, держи, – говорит она и протягивает мне небольшой пакет. – Это от меня и Стаси.
Я теряюсь настолько, что даже пытаюсь припомнить, не день рождения ли у меня. В пакете какие-то вещи – пестрые неновые тряпочки, и я ума не приложу, зачем она их притащила.
– Старая одежда. Ты просила, – поясняет Вика. В ее пальцах дымится сигарета, дым тянется прямо в прихожую. Тетя Поля будет недовольна.
– А, – смурно говорю я. – Да, точно. Спасибо.
– Если тебе не в чем ходить, – продолжает она, – напиши объявление и повесь его в колледже. Только мобильный укажи.