Ты засыпал ему глаза и рот поваренной солью. Живые глаза и рот.
Глава 8. И не могу сказать, что могу
Самое худшее, что может произойти – никто не придет, несмотря на объявления, которые я развесила не только в колледже, но и возле подъездов поблизости от него. Люди, живущие рядом, могли бы заинтересоваться. По совету Маши я добавила схему пути к вагончику и пообещала всем посетителям бесплатный кофе (кофемашина – ее, капсулы – мои). «Пш-ш», – напоминает о себе со шкафа автоматический освежитель воздуха. Аромат корицы. Выбрала его потому, что он якобы влияет на желание людей делать покупки. Милая корица, если что, я люблю тебя просто так.
– Не всем понравится, – говорит Маша, развязывая пакеты. За последние несколько дней мы постирали и погладили все годные вещи, а теперь собираемся красиво развесить их на рейлах, и я благодарна Маше за помощь, потому что даже с половинной нагрузкой стиральная машинка тети Поли несколько раз норовила прекратить свои страдания смертью. – Черные стены – очень непривычно. Но цитаты крутые. И эти головы… На мой взгляд, стильно.
Я нарисовала несколько внушительного размера голов, чтобы разбавить космическую черноту, и повесила больше гирлянд, чем собиралась: имеющегося света оказалось недостаточно для того, чтобы как следует рассмотреть ту или иную вещь. Вдвоем с Машей мы отгородили угол вагончика шкафом и занавесили «примерочную» обычной текстильной шторой, купленной в том же «Праздничном». Когда за покупками ездила я, то вернулась в полнейшем отчаянии – на глаза попадались только полупрозрачные пластиковые, для ванной, со всей этой имитацией подводного мира. Но Маше удалось найти идеальный вариант – это была все еще шторка для ванной, только сшитая из водоотталкивающей ткани почти идеально белого цвета. Если присмотреться, можно было заметить, что кажущуюся белизну на самом деле образует множество маленьких рыб, но маленькие рыбы, решили мы, – меньшее из зол. Вчера Машу осенила еще одна идея – вечером она притащила моток грубой веревки и черные канцелярские скрепки и долго распределяла все это по той стене, где раньше болтался фанерный щит. Пришлось вбить еще несколько гвоздей, между которыми растянулись «струны» с прикрепленными карточками – снимки с пленочного фотоаппарата, которые делала тоже она. Слегка размытые счастливые лица, вино на чьей-то кухне, пейзажи города. В ее объективе Красный Коммунар казался серым и печальным, но сохранял достоинство, как тщательно выбритый нищий на паперти.
– У тебя все время играет одна и та же музыка, – замечает Маша, пока мы занимаемся довольно монотонной работой – достаем ароматную от кондиционера для белья одежду из пакетов и вешаем ее на «плечики», чтобы затем в соответствии с цветом определить на рейл. – Не надоело?
– Я вообще годами слушаю одно и то же. Считай, это для меня что-то новенькое.
– Всего-то каждый день целую неделю, – хмыкает она. – Рейлы офигенные. Куда ты их потом денешь?
– Не знаю. В мою комнату они не поместятся. Их сделал отец Саввы. Наверное, верну обратно.
– Аристарх? Почему-то я так и подумала. У них огромный дом. Им они точно пригодятся.
– Это же он устраивает чтения Библии, да?..
Некоторое время она молчит, прикидывая, куда пристроить длинное теплое платье, в котором я была в «Яме», и вешает его так, чтобы было видно от входа, хотя по цвету оно туда не подходит.
– Ага. Они не православные, какая-то другая вера, я не очень в этом разбираюсь.
– Свидетели Иеговы?
– Не знаю, – морщится она. – Я вообще в бога не верю, мне просто нравится общаться с Саввой.
Я вспоминаю его узкие плечи и лицо с длинным носом, печальное, даже когда он улыбается, и, пожалуй, понимаю, о чем она говорит.
– А он верит?
– Говорит, что нет.
– И знает о твоей… девушке?
– Само собой, – усмехается Маша и разводит руками. – Аристарх не в курсе, если ты об этом хотела спросить.
Мне ужасно хочется рассказать ей про Марта и про подкаст. Она говорит и ведет себя как человек, который способен поверить мне в том, что я ничего не знала, и хотя бы попытаться понять отсутствие кнопки отключения любви… У меня появился бы друг, с которым можно все обсудить. Но если она не поймет, испугается и по секрету поделится с кем-то еще… Дело вовсе не в том, что мне некуда ехать – на деньги, которые платят мне мои жильцы, я могла бы снять комнату где-нибудь в Питере и более-менее сносно существовать на остаток, однако я не хочу терять Машу. И тете Поле я нужна куда больше, чем она мне – я плачу ей за жилье и продукты, и эти деньги она откладывает на Димкину учебу. Я пообещала маме продержаться в Красном Коммунаре хотя бы год, и данное ей слово склеивает мои зубы покрепче любого цемента.