– И им сейчас очень нужна любая помощь. Позвоните Вере, пожалуйста.
Я записываю двенадцать цифр, прощаюсь и аккуратно вешаю трубку на рычаг. Конверт с деньгами лежит на моем столе и выглядит внушительно, но внутри – почти одни сотенные бумажки. Десять тысяч – это ничто. Удивительно, что еще вчера они казались мне победой.
Вспомнив о деньгах, я достаю из-под подушки смартфон – даже он стоит дороже – и перевожу на тетушкину карту двадцатку из тех денег, что перечислили мне квартиросъемщики.
Вера отвечает едва ли не быстрее, чем я набираю номер. Словно сидела с телефоном в руках и ждала моего звонка. И про распродажу тоже знала, но теперь, когда я слышу ее дрожащий голос и сбивчивые слова благодарности, мне сложно отделаться от мысли, будто они – и Вера, и Лариса, – ожидают чего-то другого. Большего. Так действительно могло показаться со стороны – красивая «Печатная», шарики, рейлы, музыка и люди, которые покупают вещи… В гараже все это выглядело бы иначе.
Вера просит меня приехать через час, тогда она сможет спуститься в приемный покой. Больницу я нахожу по «Яндекс.Картам» – в городе она всего одна. Корпуса на плане не пронумерованы. Просто спрошу у местных, как найти второй. Савва ничего не говорил о том, во сколько появится, но дергать его неудобно – я уверена, что никакой опасности снаружи нет. На всякий случай выглядываю в окно – нет – и начинаю одеваться. Как раз возвращается с продуктами тетя Поля. Открывает дверь своим ключом, но цепочка крепка, и тете приходится ждать, пока я ее впущу. Вид у нее сумрачный.
– Там тебя какие-то ребята спрашивали, – говорит она с поджатыми губами. – Сказали, твои друзья.
Внутри меня со свистом открывается дыра, и в нее, как в воронку урагана, засасывает все, кроме этих узких губ под перламутровой помадой цвета фуксии.
– Как они выглядели?
– Как шантрапа. Я их прогнала.
– А они?..
– Нахамили, из подъезда вышли, я дверь захлопнула.
Про дверь я дослушиваю уже из своей комнаты. Еще немного, и я исчезну целиком, потому что они там, на противоположной стороне дороги, и один из них поднимает голову и смотрит на мое окно ровно в тот самый момент, когда я смотрю из него. У меня слабеют коленки. Я пригибаюсь, хотя вряд ли меня видно за тюлевой занавеской, и судорожно, не попадая по нужным буквам, пишу Савве: «Они здесь!»
Спустя бесконечные две минуты он отвечает: «Выехал, сиди дома».
– Обедать будешь? – кричит тетя Поля.
От одной только мысли о еде я готова вывернуться наизнанку. Чтобы отвлечься, шарю в телефоне, прочитываю все новости с каналов, на которые подписалась и выключила уведомления – набежало несколько сотен новых сообщений, потом захожу в статистику подкаста: первый выпуск «13/09/19» про Анну Николаевну прослушали 2 487 раз, второй – «10/10/19», про Льва Коя – 1 146. Это неплохой результат, но я не могу ему порадоваться. Просто сижу, прижавшись спиной к теплой батарее, и думаю о том, что в конце следующего выпуска можно было бы попробовать рассказать о Яне. Если тысяча человек переведут по пятьдесят рублей, мы получим пятьдесят тысяч. Это уже весомо…
«Выходи, я рядом».
Тут же срываюсь с места, хватаю конверт с деньгами, запихиваю его во внутренний карман куртки и снова смотрю в окно – пикап Саввы спускается вниз по улице и останавливается неподалеку от «шантрапы». Его замечают. От черной троицы отделяется один циркульный ходок, и он шагает к машине. Что-то обсуждают через стекло. Савва открывает дверь и выходит, второй ненадолго его загораживает, снова говорят, чтобы лучше видеть, я прилипаю к стеклу ладонями и носом. Расходятся. Савва садится обратно в машину, те трое воссоединяются и… бегут. Я внутренне ликую – они бегут! И сама выскакиваю из квартиры – их нет – огибаю дом – нет! – и несусь через дорогу к одинокому пикапу на обочине, открываю дверь, запрыгиваю внутрь:
– Ты! Ты просто боженька! Что ты ему сказал?
Савва улыбается мне с водительского кресла. В салоне жара, от борта до борта тихо плещется ретро, пахнет химозной клубникой. Савва прижимает ладонь к животу, свитер в этом месте темнее.
– Я. – Застревает в горле. Не могу говорить. – Скорую. Сейчас.
Он мотает головой.
– Тут одна машина на район. Я не дотяну.
И снова улыбается, совсем потерянный и испуганный не меньше моего.
– Пересаживайся. – Я слышу себя так, будто собственный голос звучит из динамиков вместе с музыкой. – Назад и ложись. Ты же можешь? Ты можешь.
И выхожу, чтобы подставить ему руки, обхватить, поддержать на два шага. А потом забраться на его все еще теплое место за рулем.
– Что ты творишь, – без вопросительной интонации произносит он из-за моей спины.