Мы с Мартом сидим перед компом в его комнате, пахнет домашней пиццей, у нас одна банка пива на двоих, и мы прикладываемся к ней по очереди, на экране персонажи Филиппа Авдеева и Никиты Кукушкина волокут девушку, которая не может ходить, на рельсы, и смеются. «Другой поезд!» – кричит она. «Нет, этот!» И кладут ее точно так же, как лежу сейчас я. Что это было? Где это? «Ученик?» Нет, что-то другое, тоже про школу. И тоже с ребятами из «Седьмой студии»… Ревенко и Горчилиным, Кукушкина там не было, зато он играл главную роль в постановке «Мученик» по тому же сюжету и… «Класс коррекции»!
Желание, желание, желание. Я не знаю, как общаться с богами поездов, возможно, у Джона на этот счет тоже существовали инструкции, но не языке же пчел они все «изменяли будущее», поэтому я просто думаю, думаю изо всех сил: пусть Яна поправится, пусть Яна поправится, пусть… До тех пор, пока не возвращаются свет и тишина. Огромные глаза Маши. Птица еще какая-то надрывается.
– Ты как? Ты зачем? Что это сейчас было?
– Я… – Ноги совсем меня не держат, и футболка, которую я надела под свитер, промокла насквозь. Из-за этого холодно. – Вот же дура… Я дура, Маш.
Девушка, которая не могла ходить, поднимается с путей, делает несколько шагов вслед ушедшей электричке и падает. Авдеев подхватывает ее. Они целуются.
– Это уж точно.
– Мне нужно найти один фильм. Интересно, Джон его видел?
– Майя! – Она щелкает перед моим лицом пальцами. – Какой фильм? Какой Джон? Мы в больницу собирались!
– Да, точно…
Я хватаюсь за нее, и мы идем прочь. Внутри меня в замешательстве покачиваются весы, на одной чаше которых – то, что Джон дернул идею из не самого известного, хоть и крутого кино, на другой – Илья, все еще не вылетевший из колледжа, и вера в чудо.
Спустя десяток наших медленных шагов у Маши звонит телефон. Она отвечает, в трубке звенит взволнованный девчачий голос. С ее лица снова сходит краска. Она прячет телефон в карман куртки, прижимает к груди апельсины и смотрит на меня, не моргая. А потом говорит:
– Бежим!
Да, Вика не сможет мне помочь, но не потому, что я уеду, а она останется в Красном Коммунаре.
Маша подбегает к краю платформы, смотрит вниз и возвращается с перекошенным лицом, зажимая ладонью рот. От попыток сдержать рвоту по ее щекам текут слезы. Людей много, но туда никто не смотрит.
– Не ходи, – сипит она. – Там Вика.
К нам приближается девушка, видимо, та самая, что звонила. Молча по очереди нас обнимает. На экране ее смартфона – открытое приложение «Вконтакте», она молча показывает что-то Маше, держа палец на нужных строчках. Я не лезу, может, личное, но Маша, прочитав, передает смартфон мне – «Прощайте. Я ухожу. Мне не нужна магия, чтобы изменить будущее и даже настоящее».
Это я. Это мои слова. Но я не… Я не об этом говорила, Вик.
Затылок упирается в стену. Того самого вокзала, к которому я приехала два месяца назад, и тетя Поля выбежала мне навстречу из этих дверей, но не потому, что заждалась и рада видеть, а на работу опаздывала.
Сейчас они тоже распахиваются и выпускают женщину в расстегнутом пуховике – она бежит с раскинутыми в стороны руками, я вижу ее со спины, бежит так, словно в эту самую спину ее ружьем толкают, испорченные «химией» редкие волосы торчат дыбом. Она кричит: «А-А-А!». Возле самого края ее хватают и держат, пытаются не пустить, а она все кричит «А-А-А», и «Что ты наделала», и снова «А-А-А». Маша и ее одногруппница плачут в сторонке. Я сползаю по стене и вдруг упираюсь взглядом в новенькую ярко-красную куртку – сперва она кровавым пятном маячит на периферии зрения, но на нее невозможно не обернуться. Куртка мне не знакома. Зато тот, кто в ней…
– Что ты делаешь.
Я не понимаю, как оказываюсь на ногах, и пропускаю все, что было между стеной и этой курткой, просто в следующее мгновение она уже скрипит в моих стиснутых пальцах и я трясу его, трясу изо всех сил, и ору громче Викиной мамы:
– Что ты делаешь, тварь? Тварь, что ты делаешь? Это же люди! Живые люди!!!
Все, кто до этого молча курили, или плакали, или шептались, скучковавшись группами, смотрят теперь на нас – меня и Джона. Я узнаю их лица – здесь много наших, из группы, и тех, кого я видела в колледже. Есть пассажиры поезда «Москва – Волгоград». Есть мы.
– Отойди от меня, психичка! – во весь голос возмущается Джон. – Иди отсюда. Кто-нибудь, уберите ее!
Но я вижу, что ему плевать. Он смеется надо мной – одними глазами и уголками губ. И отбивается, как от мелкой шавки – тоже забавы ради.
– Крутой у тебя подкаст, Жданова, – шипит он мне на ухо, больно схватив за локоть и притянув к себе. – Поздравляю.