Грызет ноготь, смотрит прямо на меня – тушь осыпалась и лежит под ее глазами неопрятной грязью.
– Чего ты к нам пристала? Вали обратно в свою Москву. Ты здесь никому не нужна.
– Не тебе решать.
Слова в ней заканчиваются. Она с силой толкает меня в грудь обеими руками – если бы не стена, я вряд ли устояла бы на ногах, – и бежит, держа висящую на плече сумку. Та нелепо болтается у нее за спиной.
Я делаю несколько шагов к крыльцу. Телефон сигналит о входящем сообщении. Наверняка Маша – мы должны были встретиться после занятий с ней и несколькими студентами, которых я не знала, но они хотели бы познакомиться. Нет, не она.
«Я тебя жду».
Ни в какой гараж я, разумеется, не собираюсь. Ничего интересного Джон мне сообщить не может.
«Я даже последнего разговора не заслужил?»
Еще шаг. Засунь себе свои манипуляции в…
«В смысле – последнего? Ты уезжаешь?»
Джон набирает сообщение… И стирает, кажется. Я уже почти готова засесть в читальном зале до появления Маши, но тут он наконец определяется с формулировкой.
«Можно и так сказать».
Ладно, хрен с тобой. Будет тебе последний разговор. Надеюсь, десяти минут хватит.
В последний раз я ходила этой дорогой, когда драила чертов сарай в надежде на то, что туда придут люди, и будет играть музыка, и мы с Джоном постоим рядом с улыбочками, как добродушные хозяева собственного дома… Когда мы еще не налетели друг на друга с постиками и подкастами наперевес. Дырявый мост, знакомая колонка, дверь вагончика открыта нараспашку, я вижу это издалека.
Черные стены больше мне не нравятся. Действительно как в гробу. Или после пожара. Джон сидит на своем диване мрачнее тучи. Даже головы не поднимает, зато ко мне оборачивается Илья, который до этого исполнял перед Джоном странные прыжки.
– Ну наконец-то, – жеманно тянет он бабьим голосом. – Ты его обидела! Проси прощения!
– Преля, отстань от человека, – подает голос Джон и машет рукой, словно отгоняет мух. – Она гораздо смешнее тебя.
Его слова заставляют Илью ссутулиться и отступить в темноту угла. Я слышу, как он неразборчиво оттуда пришептывает, но не разбираю слов. И мне не по себе. Его лепет звучит как заклинание.
– Выпьешь? – Джон протягивает откупоренную бутылку «Сиббиттера», которая уже была у него в руке. Я качаю головой. Он издает носом звук, похожий на смешок. – Хочешь долго жить? Ну ладно. Есть индиан-тоник. Преля, подай.
Тот бросается к тумбочке, едва не спотыкаясь от желания угодить. Принимать внутрь что-то, взятое из его рук – так себе идея, однако то, что моя страсть к индиан-тонику не осталась незамеченной, впечатляет. К тому же, во рту действительно пересохло. Джон салютует мне бутылкой. Моя не открывается. Некоторое время он с интересом, наблюдает за моими потугами, а затем скручивает крышку сам.
Я выхлебываю половину. Любимая горькая дрянь.
– Отлично, – кивает Джон и светлеет лицом. – Ну что, сбылось твое желание?
– Какое?
– То, которое ты загадала на рельсах. Сбылось же?
Его голос разносится так, словно вокруг гораздо больше места. И мы не внутри списанного вагона, а в…
Тронном зале. Я трясу головой, чтобы прогнать наваждение.
– Вот и наши сбываются. – Он полулежит на диване и болтает ногой в белой кроссовке. Вверх-вниз. Вверх-вниз. – Всегда.
– Ты это к чему?
Пить хочется еще сильнее, язык липнет к нёбу. Он тоже будто увеличился в размерах, как и этот вагончик. Я делаю еще один глоток тоника. Горче обычного, не помогает. Воды бы…
– У Прели тоже есть одно желание. Самое заветное, но он не знает, как тебе о нем сказать. Преля, может, скажешь ей?
– Гы-ы, – отзывается тот из темноты.
– В общем, он мечтает связать тебя и трахнуть.
Перед моими глазами мелькает тень. Здесь есть кто-то еще… Я пытаюсь повернуть голову, но ничего не получается. Мне плохо. Меня сейчас вырвет.
– Стейс, запри дверь. Останься, если хочешь. Преля, она готова. Давай.
Я не чувствую ладоней и пальцев. В гортани тоже анестезия. Меня укладывают на пол вниз лицом, на ноги наваливается тяжесть.
– Илья, – прошу я, кое как повернув голову. Голос выходит из замороженного горла с жутким хрипом, онемение захватило переносицу и уже подбирается к ноздрям. – Он тебя подставляет. Опять. Он не сам. Ты.
– Пожалуйста, – слюняво бормочет он мне в ухо. – Разреши, иначе мне пиздец.
– Ты дрянь, – усмехается Джон. – Не хочу к тебе прикасаться. Ты дала Преле. Чё, как он, кстати? Ладно, сейчас узнаем. Ты так на него смотрела… На моего гаера. С первого дня. Прям жрала глазами. Понравился? А Терпигорев что говорит? Или он еще не знает?